Какого черта он лезет в ее прошлое?! Ева закусила губу, чтобы не выругаться. Когда на кону стояла ее судьба, не нашлось ни одного человека, способного произнести эти слова в ее защиту. А теперь какой в них толк? Пустое сотрясание воздуха!
– Я уверен, что ты хороший человек, просто выбор оказался непосильным. Позволь мне помочь тебе.
Ева молчала. Неопределенность была ее козырем, и она не собиралась так просто его скидывать. Жизнь научила ее, что стоит только дать согласие (неважно, на что, будь то изготовление наркотиков или предоставление улик), как с тобой перестают считаться.
Потеряв терпение, Кастро решил перейти от уговоров к угрозам.
– Если откажешься сотрудничать, начнется судебное преследование. И я уже ничего не смогу сделать. Тебя посадят. И надолго.
– Просто дайте мне то, о чем я прошу, – откликнулась Ева.
Зря она волновалась: собранного материала достаточно, чтобы купить у федералов свободу. И она отдаст его лишь в обмен на гарантии.
– Сделаю все, что в моих силах.
– И, пожалуйста, не надо следить за мной, – добавила она, плотнее запахивая куртку. – Фиш не задает вопросов. Если он узнает о нашем разговоре, меня убьют. И вы ничего не получите.
На обратном пути Ева просчитывала возможные варианты и за дорогой почти не следила. Что бы ни пообещал ей Кастро, надо быть готовой в любой момент бросить все: Беркли, дом, работу. Лиз.
Домой она вернулась уже в сумерках. В окнах соседки горел теплый, уютный свет. Проходя мимо ели, Ева остановилась погладить ее мягкие, пушистые ветки. Украшений уже не было – они сняли их пару недель назад. Лиз, наверное, думает, что Ева будет каждый год наряжать ель к Рождеству и вспоминать ее. Возможно, даже позвонит и удивится, что Ева не берет трубку. А потом однажды вернется навестить друзей и обнаружит, что дом пуст. Ева знала, каково это, когда важные вопросы остаются без ответа, – терзают, мучают и не дают покоя, разъедая изнутри тревожными предположениями.
Вдруг соседская дверь открылась, и на ступенях появилась Лиз, словно почуяв возвращение Евы.
– Что ты там делаешь? – крикнула она.
Ева разглядывала ее знакомую хрупкую фигуру в прямоугольнике света и не отвечала.
Встревоженная ее молчанием, Лиз подалась вперед. Радостная улыбка на ее лице сменилась озабоченным выражением.
– Ты в порядке? Ничего не случилось? – начала допытываться она.
– Нет. Просто устала.
Казалось, Лиз хочет что-то ответить и не решается. Наконец, поколебавшись, она произнесла:
– Когда ты уже расскажешь мне правду? Я вижу, с тобой что-то происходит, но слышу лишь отговорки. Почему ты не хочешь со мной поговорить?
– Я говорю. Постоянно.
– Нет, – покачала Лиз головой, – ты говоришь лишь о прошлом. А о настоящем ни слова. Ни слова о том, что́ тебя мучит и тревожит, что́ гнетет и не дает спать ночами. И что это за мужчина, который появился из ниоткуда, наорал на тебя и так же бесследно исчез. – Она помолчала, переводя дыхание. – Нет, Ева, ты ничего не говоришь мне. Ты мне не доверяешь.
– Не надо преувеличивать, – возразила Ева, ненавидя саму себя за снисходительный тон.
Больше всего ей сейчас хотелось броситься к Лиз и попросить о помощи.
– Я думала, мы подруги, – тихо сказала Лиз, делая шаг вперед, навстречу Еве. – Но ты врешь мне. Постоянно. Я ведь не дура. Я все вижу. И слышу, как ты не спишь ночами и ругаешься с кем-то по телефону. С тем парнем, да? – Она невесело усмехается. – Можешь не отвечать. Все равно соврешь.
Ева боролась с искушением бросить ей в лицо правду, которой она так жаждала. Растоптать своим признанием ее непоколебимую веру в свою способность прощать. Привести ее на кухню, отодвинуть стеллаж и показать лабораторию. «Здесь я готовлю наркотики. Одну половину продаю сама, а другую отдаю крупному наркодилеру, который прихлопнет меня, если я хотя бы попробую заикнуться о выходе из бизнеса».
Ей вспомнились слова Кастро: «Ты не вписываешься в систему. Ты другая», и она сказала:
– Я живу не своей жизнью.
Лиз сделала еще шаг ей навстречу. Ева отступила, не желая сокращать дистанцию.
– Почему ты так говоришь? Посмотри, чего ты достигла, несмотря на все трудности.
«Началось…» – вздохнула Ева про себя.
Как же она это ненавидела. Всю жизнь окружающие смотрели на ее успехи и неудачи сквозь призму унизительной жалости. А теперь и Лиз…
Ева больше не могла выносить давления рвущейся наружу правды и выжидательного взгляда Лиз. Сжав виски ладонями, она шагнула к двери, желая лишь поскорее скрыться ото всех, спрятаться в своем убежище, где не нужно обманывать и притворяться.
– Извини, я не могу…
Лиз подошла к ней и положила руку на плечо.
– Боль, которая тебя мучит, она внутри – от нее не сбежишь. Чтобы излечиться, надо вскрыть нарыв, а не прятать его.
– Хватит! – оборвала Ева, стряхивая ее руку. – Мне не нужны проповеди о пользе честности и саморефлексии. Они не помогут.
– Тогда расскажи правду! – не отступала Лиз.