Последний ряд, место 16

Секретарша профессора долго не могла понять, зачем даме, представившейся адвокатом, нужно так срочно переговорить с профессором. Сначала она заподозрила назойливую просительницу в попытке обмана, в желании записаться на прием без очереди, используя недозволенные приемы. Потом она решила, что Дана представляет кого-то из старых пациенток профессора, которая решила подать на него жалобу. Дане пришлось дать честное слово, что она не намерена доставлять какие-либо проблемы профессору Бергу. И только после этого строгая секретарша согласилась соединить ее со своим божеством.

Профессор Берг оказался на удивление покладистым и сговорчивым человеком. Узнав, что речь идет об убийстве в кинотеатре, свидетелем чего ему довелось стать, он поинтересовался у Даны, как скоро она сможет добраться до его клиники. Дана прикинула, и они договорились на одиннадцать.

…После взаимных приветствий Дана расположилась в кресле у большого старомодного стола, кобра принесла кофе с лимоном («Надеюсь, она не отравила его своим ядом», – подумала Дана), профессор Берг сел напротив, демонстрируя всем своим видом готовность начать разговор.

– Это ведь вы упали у входа в зал? – улыбнулась Дана, решив отойти от традиционной просьбы рассказать о том, что произошло в кинотеатре.

Профессор от неожиданности замер, а потом громко расхохотался.

– Господи, вам уже и об этом рассказали? – отсмеявшись, он смахнул с глаз выступившие слезы и покрутил шарообразной головой. – Да, это я. И шлепнулся довольно основательно.

– Надеюсь, без последствий?

– Только для самолюбия. – Профессор мгновенно стал серьезным. – Нет, действительно, это было очень обидно. Лечу на пол, попкорн во все стороны, кока-кола плещет на все вокруг, все взоры на меня. Встаю, как… – Он поискал сравнение, но, вероятно, не найдя ничего достойного беседы с дамой, махнул рукой. – Да ладно. И что самое неприятное, вижу последствия своего падения. Гору попкорна, реку кока-колы, понимаю, что надо что-то делать. Но что? Бежать искать тряпку и ведро? Где? А тут сеанс уже начался. Спасибо, выручила женщина, которая там работает. Убрала за мной.

– Кошмар, – согласилась Дана. – Не хотела бы я оказаться в такой ситуации. А тут еще это убийство…

– А тут еще убийство, – кивнул профессор, и улыбка исчезла с его лица. – Это было очень страшно.

– Страшно? – не поняла Дана. – Почему страшно?

– Когда я услышал хлопок, я сразу понял, что это выстрел. Но все вокруг сидят, и фильм продолжается. А я понимаю, что кто-то в зале открыл огонь, потому что запахло порохом. И у меня одна мысль: «Сейчас он продолжит. Сейчас он застрелит еще несколько человек». Я пригнулся. Знаете, инстинктивно, – Берг словно хотел оправдаться за свой испуг. – Это как желание упасть на землю, когда слышишь разрыв ракеты. Но секунды шли, выстрелов больше не было, зрители вскочили, закричали, потом зажегся свет, и я успокоился.

– Разрыв ракеты, – усмехнулась Дана. – Вы говорите так, будто давно живете в Израиле. Но ведь вы приехали только полгода назад. Откуда вам известно, что происходит, когда разрывается ракета?

– У вас неточные сведения, – улыбнулся профессор одними губами, а глаза его стали грустными. – Я приехал в Израиль в январе девяносто первого года. И в первый же день попал под ракетный обстрел[53]. «Скад» разорвался на площади в двух кварталах от нас. Мы прожили в Израиле десять лет, а потом переехали в Германию. Жена настояла. Она так и не смогла привыкнуть к жаре. Двадцать лет мы прожили в Берлине. В тихой и спокойной Европе. Год назад моя супруга скончалась. А полгода назад я вернулся в Израиль. Так что под ракетные атаки попадать доводилось.

Дана взглянула на Берга. В его глазах словно вспыхнул какой-то внутренний огонек. «Он вовсе не жалеет, что ему пришлось попадать под ракетные атаки, – поняла Дана. – Он скорее гордится этим. И, как всякий израильтянин, считает себя особенным, потому что пережил такое».

На мгновение повисла пауза, и Дана решила вернуть разговор в зал кинотеатра:

– Это ведь вы констатировали смерть этого журналиста?

Профессор Берг кивнул и как-то равнодушно пожал плечами.

– Это слишком сильно сказано, – заявил он и провел рукой по лысине, словно вспомнив, как когда-то поправлял волосы. – Официально я ничего не констатировал. Просто люди в зале требовали врача, вот я и подошел к этому парню в последнем ряду.

– Он был мертв?

– Мертвее мертвого. Я пытался прощупать пульс и на руке, и на шее. Но он был мертв.

– Вы заметили ранку на его губе?

– Конечно. Как только подошел к нему. Ее нельзя было не заметить. Она была совсем свежая и выделялась на фоне губы. Разумеется, я не мог понять природу ее возникновения. Для этого нужно более детальное обследование. Но заметить? Конечно, заметил.

– Что вы сделали после этого?

– Ничего. А что я мог сделать? Я только сказал, что парень мертв, и пошел в фойе.

– Заметили что-нибудь странное, непонятное, нелогичное? До начала сеанса. Или после того, как сеанс начался?