Последний Рим, или Конец лжепророка

Так опорой лжепророка в его лжи продолжает являться идея превосходства ума над душой. Умудренная опытом прошлых жизней душа, связующая человека с богом и судьбой от бога, продолжает мешать лжепророку. Не имеющий души сам, он ставит человечество в положение животных, также не имеющих ни души, ни судьбы. Участью таких животных распоряжается само животное божество, и для того, чтобы закрепить свое положение, оно неизбежно ставит людей в условия стада, чтобы повелевать людьми. Но для того, чтобы овладеть ситуацией в полной мере, лжепророку приходится все время преодолевать сопротивление человеческих душ, заложенное природой и богом. Отсюда постоянная декларация приоритета ума над чувством. Не имеющий души, но обладающий разумом животный бог способен усилить лишь субстанцию ума, что он и делает. Так рождается культ разума.

Развитие религии зверей уводило в сторону от подлинных божеств и устанавливало новые, но ложные ценности. Общение с божеством природы было оттеснено новыми, чужими ориентирами. Так родились культы кумиров. Отрыв от бога и природы ставил кумира вне природы. Отказываясь от соблюдения законов жизни и вселенной, новоявленные кумиры оказывались вне законов и противились жизни, то есть служили уничтожению природы и человечества. Таким образом сам кумир не только был бесчеловечен, но он был зверем в прямом смысле слова. Человечество и не заметило, как стало поклоняться зверю как таковому.

Вот как образно говорит об этом Ницше:

"Все эти высшие люди, два короля, папа в отставке, злой чародей, добровольный нищий, странник и тень, старый прорицатель, совестливый духом и самый безобразный человек, все они, как дети или старые бабы, стояли на коленях и молились ослу. И вот начал самый безобразный человек пыхтеть и клокотать, как будто что-то неизрекаемое собиралось выйти из него; но когда он в самом деле добрался до слов, неожиданно оказались они благоговейным, странным молебном в прославлении осла, которому молились и кадили. И этот молебен так звучал:

– Аминь! Слава, честь, премудрость, благодарение, хвала и сила богу нашему, во веки веков! – Осел же кричал на это -

– И-а.

– Он несет тяготу нашу, он принял образ раба, он кроток сердцем и никогда не говорит нет; и кто любит своего Бога, тот бичует его. Осел же кричал на это -

– И-а.

(Ницше. Так говорил Заратустра, с. 225–226).

Ницше хорошо понимал, что такое религия зверей.

Сравните в Откровении Иоанна:

"Се, иду как тать: блажен бодрствующий"… (Отк., 16:15)

Иисус откровенно исповедует грабеж:

"Когда сильный с оружием охраняет свой дом, тогда в безопасности его имение; Когда же сильнейший его нападет на него и победит его, тогда возьмет все оружие его, на которое он надеялся, и разделит похищенное у него. Кто не со Мною, тот против Меня; и кто не собирает со Мною, тот расточает." (Лук., 11:21–23)

Говоря о разбойниках, Иисус сразу же переходит к разговору о себе ("Кто не со Мною"…) В другом месте, говоря о себе, тотчас же заговаривает о воре:

"Я есмь дверь: кто войдет Мною, тот спасется, и войдет, и выйдет, и пажить найдет. Вор приходит только для того, чтобы украсть, убить и погубить. Я пришел для того, чтобы имели жизнь, и имели с избытком" (Иоан., 10:9-10).

Кто же «имеет», грабя и убивая? Очевидно, разбойник, грабя и убивая, и приобретает сокровище "с избытком". Это сокровище – украденная им человеческая жизнь и энергия.

Иисус учит ненавидеть жизнь: тот, кто не возненавидит жизни своей, тот недостоин быть его учеником (Лук., 18).

Иисус требует помрачения провидения человеческой души: "На суд пришел я в мир сей, чтобы невидящие видели, а видящие стали слепы" (Иоан., 9).

И слово в слово повторяет свое кредо в лице Гермеса: "Если и видишь, не видь, оглохни, если и слышишь! Сделайся нем…"

(Hom, hymn III 92–93)

Сами повадки животного божества – зверские, и именно от него, несущего меч, исходит жестокость и кровопролитие, зверство как таковое.

Поклонение зверю в прямом смысле слова охватило религиозную сферу Земли и надолго вывело человечество из зоны подлинного божественного влияния. Хорошо известно отношение сионских отцов к ослу, которого считали священным животным.

"Он будет между людьми, как дикий осел; руки его на всех и руки всех на него; жить будет он пред лицом братьев своих" (Быт., 16).

Религия зверей, нашедшая свое отражение в символе осла, присовокупляет перечисление своих признаков даже к упоминанию об осле. Эти признаки – образ жизни общиной, братством, стадом. Осел живет вместе с людьми и не только живет, но и считает людей своими братьями. Низкое, животное уравнено с человеческим. Таков закон религии зверей.

Первым покровителем осла стал сам Аполлон. Он радуется ослам, а также жертвам ослов (Callim. frg. 187, 188/Лосев А.Ф. Античная мифология… С. 403). Продолжая традицию, Самсон побивает врагов ослиной челюстью, а мессия Иисус въезжает в Иерусалим на осленке. Джордано Бруно пишет: