Последний Рюрикович

«Видать, с того раза заругали его сильно, – решил он про себя. – К тому ж и болел я долго. Может, он решил, будто я уехал куда-то, али его просто перестали выпускать, дабы не игрался с кем попало».

Вдобавок ко всему хозяин дома как-то на днях принялся самолично снимать мерку с Ивашки, говоря, что вскоре он оденет его в приличные одежи и представит царевичу в подобающем виде.

«Вот тогда я с ним и повидаюсь опять», – тут же решил про себя Ивашка и окончательно успокоился. Тем временем наступил май.

Глава XX ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ

Когда царевич выздоровел, он каждый день подолгу бродил после обеда по двору, тщетно ожидая прихода Ивашки. Сознание, что его лучший товарищ может погибнуть, а он, Дмитрий, не в состоянии ничего для него сделать, не покидало царевича ни на час, но Ивашки все не было.

Вот и в тот вторник, 12 мая, Дмитрий вновь, уже почти не веря, что увидится с Ивашкой, бродил по заднему двору. Ребятня, которая наперебой завлекала царевича сыграть с ними в какую-нито игру, наконец угомонилась, и сынок постельницы Колобовой, Петруша, также живший при дворе Дмитрия в мальчиках-жильцах, предложил всем сбегать на конюшню, поглядеть, как у чалого мерина раздулась от нарыва задняя левая нога и как он, мучаясь от боли, плачет самыми настоящими слезами.

– Ей-ей, плачет. А слезоньки крупны таки и текут по морде, текут! Сам, чай, видал, не брешу ни на вот столечко, – клялся и божился Петруша. – Айда глядеть, а то к вечеру лекарь придет, он его мигом вылечит, и слез никто уже не увидит.

Однако Дмитрий, махнув рукой, дал понять, что отпускает всех поглядеть на эдакую диковину, как плачущий конь, и все же остался во дворе. Искушение было, конечно, сильным, но и цена велика – жизнь товарища по играм, и не только товарища, но более того – друга. Вдруг тот как раз в это время подойдет и, не застав царевича, вернется ни с чем восвояси, а завтре или через пару дней его уже убьют – как знать.

Он походил еще малость по двору, будучи уже в гордом одиночестве, если не считать мирно дремлющую на лавке мамку – боярыню Василису Волохову. Наконец ему стало вовсе скучно, и он, порешив, что Ивашка сегодня тоже не придет, уж хотел тайком от мамки улизнуть, дабы присоединиться к прочей ребятне, которая уже была на конюшне, как вдруг заслышал знакомый озорной свист.

Вздрогнув, он тут же с опаской оглянулся на мамку – не разбудил ли ее Ивашка. Но та, безмятежно сложив руки на подоле сарафана, дремала, почмокивая жирными, будто уже успела оскоромиться в постный день, губами. Крадучись и в то же время стараясь идти как можно быстрее, Дмитрий, кляня свои поскрипывающие сапожки синего сафьяна, подошел к забору.

– Ивашка! – шепотом окликнул он. – Ежели енто ты, голос дай, токмо негромко.

– Я енто, кому исчо и быть, – весело окликнулся Ивашка. – Давненько мы с тобой не видались. Счас я, погодь, влезу, а то веревка слетает, петлю ветер сносит, тады и поздоровкаемся.

– Ты погодь лезть-то, – взволнованным шепотом отозвался Дмитрий. – Нельзя тебе. Убьют.

– Почто так-то? – оторопел от услышанного стоящий по ту сторону забора Ивашка. – Можа, побить и побьют. Тогда ладно – не полезу. А убивать – енто ты сказанул не подумамши.

– Слухай меня и молчи, – перебил его Дмитрий. – Лекарь мой знает, что мы с тобой друг на друга ужасть как похожи.

– Дак, ясное дело, коли я у него живу, а он тебя лечит. Видал, стало быть, – попробовал опять встрянуть Ивашка.

– Молчи, – прошипел Дмитрий.

Нервы у него были напряжены до предела, он поминутно оглядывался на мамку, боясь, что та вот-вот проснется. От волнения царевича даже прохватила дрожь.

– Вот он-то и хочет тебя убить, – заговорщически прошептал Дмитрий в щель, – а скажет, будто ето меня убили, чтоб бунт поднялся и меня на царство поставить.

– Ну-у?! – изумился Ивашка.

– Вот те и ну, – передразнил его Дмитрий. – А потом скажут, что спасся я.

– А убивать почто?

– Чтоб тело мертвое показать всем. Тебя даже в одежду мою обрядят. Я сам видал, как он ее выбирал. Беги, Ивашка. Они ведь еще с татарами уговор держали. Те тоже с Крыма придут им на подмогу. Сказывали, когда трава зеленая будет.

– Так она уже зеленая.

– Стало быть, со дня на день. Беги, Ивашка, прямо сед ни беги.

– Я вмиг. Ты за меня не боись, – успокоил его голос из-за забора. – Вот токмо харч соберу, да и убегну разом. Токмо меня и видели.

– Слышь, Ивашка, – опять окликнул его царевич. – Ты… как… проститься-то забегнешь?

– Непременно, – откликнулся погрустневший голос. – Как же не проститься-то. Ты ж меня от смерти спас. Хучь обниму напоследок. А тобе-то ничего не будет?

– За что? – удивился царевич.

– Ну, что меня упредил. Всю задумку, стало быть, ихнюю сгубил.

– Не-а, я же царевич, – успокоил Дмитрий Ивашку и тут же заторопил друга: – А таперь давай, беги скорей.

– Я прощаться-то не буду. Чай, свидимся, тада и почеломкаемся.

Оглянувшись в очередной раз, Дмитрий увидел проснувшуюся и направляющуюся к нему мамку, явно встревоженную чем-то.

– Идут за мной. Беги, – шепнул он еще раз через забор и, встав, пошел ей навстречу.