Последний Рюрикович

— А откель взяли-то? — оторопело спросил второй, с вытянутым лицом, озабоченно озирающийся все время по сторонам, — не заметил бы кто, какие они ведут крамольные разговоры. Однако любопытство пересилило страх и интерес к новостям из царевой жизни был настолько велик, что он поторопил своего собеседника: — Откель взяли-то, говорю?

Тот усмехнулся.

— Ишь, взяли… У жены стрельца забрали.

— Вона как!..

— Да-а. А ты думал. Так про енто дело прознали и царю донесли.

— Самому? — ахнул озиравшийся.

— Тихо ты, не ровен час, услышит кто. Сие есть секрет большой. Так вот, царь, Федор Иоаннович, спознав такое дело, хотел женку свою в монастырь отправить и боярина Годунова, брательника ейного, туда же.

— В женский-то? — усомнился второй.

— Да ты слушай, дурья твоя башка, — возмутился рассказчик. — Сам ты женский. Знамо дело, в мужской. Да только боярину не с руки это. Теперича он самый знатный изо всех, наипервейший опосля царя на Руси, брат царицы, а тут в монастырь… Негоже это. Вот он и пошел с ножом на царя-батюшку.

— Свят, свят, — замахал руками второй и опять, оглядевшись по сторонам, заторопил рассказчика. — А дальше-то, дальше что? Неужто убил?

— Бог милостив, ранил токмо, да и то не сильно, это мне надежные людишки поведали. Есть у меня здесь знакомцы в дворне у одного боярина, вот они и слыхали краем уха. А еще баяли, будто и дите вовсе не царево у ей.

— А чей жа? — в недоумении уставился на говоруна мужик с яйцевидным черепом. — Она же его жена?

— Жена его, а дитя неведомо чье. Царь в монастырь молиться ходил, а царица и нагуляла.

— Да ну, — опять усомнился второй.

— Вот те и «ну». Так царь за то и хотел ее в монастырь. Чтоб не гуляла, а честь царскую блюла.

Человек в черном возник возле беседующих сплетников будто из-под земли. Оба мужика ошалело разглядывали его какое-то мгновение, а потом, опомнившись, вскочили на ноги и смущенно потупились. Человек в черном смерил их строгим взглядом ледяных, мертвенно-голубых глаз и не спеша двинулся дальше. Один из мужиков, поняв, что нельзя терять ни минуты, бросился к нему.

— Боярин, а боярин, — робко окликнул он и, не дожидаясь, когда тот обернется, зашептал со спины прямо в ухо: — Мы ведь того. Это один юродивый здесь все хаживал, так он и орал, а я вот пересказал своему знакомцу. Боярин, ты не… — и остановился как вкопанный, услышав раздавшуюся в ответ непонятную фразу.

— Чево?

Фраза прозвучала снова, но уже с небольшим добавлением, и мужик, облегченно заулыбавшись, повернулся к своему собеседнику, будто манны небесной вкусив:

— Так он иноземец. На нашем ни бельмеса. Второй перекрестился.

— Слава тебе господи. — И оба, как по команде, куда-то делись от греха подальше.

Человек в черном усмехнулся. Еще бы — ведь все эти слухи, ходившие о царской семье и не имевшие под собой ни малейшей почвы, распускались именно им самим. О-о, он знал, как действовать, сообщая строго по секрету, один на один и всего двум-трем доверенным боярам, не больше, а те уже дальше. И хорошо, видать, разносили, коли не только знать, но и ихняя дворня, и даже дальние родственники дворни, и просто знакомые да земляки уже знали, как им казалось, все о царской семье.

Зачем это ему было нужно? Об этом чуть позже. Пока же человек в черном, подойдя к храпевшему, как всегда, Феофилакту, нетерпеливо потряс его и, бросив туго набитый мешочек прямо на широкую монашескую грудь, вымолвил:

— Задаток. За товаром скоро приедут.

— Токмо… — опухший от хмельного сна Феофилакт нахмурился, чувствуя вину перед Ивашкой, немного помялся, но все-таки выдавил из себя: — Мальца сам сговоришь, а то как-то нехорошо.

Человек в черном заверил монаха:

— Мальчик уйдет только по своей воле. Это непременно.

Затем, уже не обращая на монаха ни малейшего внимания, повернулся к Ивашке и, присев возле него на корточки, ласково спросил:

— Другие города есть желание увидеть? Великого князя Дмитрия Ивановича — родного брата нашего царя узреть?

Ивашка недолго колебался. Жажда новых впечатлений так сильно захватила его, что он решительно ответил:

— Знамо дело, хочу.

— Тогда идем. — И незнакомец спокойно, будто и не ждал другого ответа, взял Ивашку за руку.

— А как же отец Феофилакт? — спросил тот. Незнакомец внимательно посмотрел на Ивашку:

— Ты послушный. — Тонкие губы чуть раздвинулись в улыбке. — Но за него ты можешь не беспокоиться. Я уже обо всем с ним договорился. — И он повел мальчугана к себе, в небольшой приземистый деревянный домик, находившийся, как оказалось, почти рядом.

Здесь было чисто, но как-то неуютно и… тревожно. Впрочем, в последнем, скорее всего, был виноват недостаток света. Просторная горница освещалась лишь тусклым огоньком горящей перед образами лампады. Ивашка за день так устал, что даже не стал разглядывать, куда он попал, а сразу же брякнулся на сундук, застеленный полушубком, и, подсунув вывернутый овчиной наружу рукав себе под голову, через минуту уже спал крепким сном.