Последний рубеж

«Как прослушали наши ребята эту беседу-читку про Крым и про все то, что я рассказала, и стали тут многие горячиться и говорить: «Чего же мы на плацдарме застряли, а не идем дальше, к Перекопу? Надо скорее с Врангелем кончать!» А комиссар сказал: «Собираются, ребята, силы в один кулак, а как соберется все в один кулак, тогда и грохнем и кончим все сразу!..»

* * *

«Ой, Катенька, ну и новость у меня! Как вернешься и прочтешь, то ахнешь.

Вдруг вчера вечером приносят мне прямо в землянку толстую книгу «Война и мир», про которую ты мне говорила раз, помнишь? Это когда я вернулась из белого тыла. Так вот: дают мне эту книгу и говорят: «Это тебе от Блюхера, по просьбе Кати твоей». Наш один фельдшер был в штабе дивизии, через него все это мне и передали с книгой.

Стала я искать то место, где про князя Андрея описано, как он в небо глядел и о жизни думал, когда был ранен. Пока еще то место не нашла, но зато другие места почитала. Вот помнишь, ты про Наташу Ростову говорила, и уже я теперь ее понимаю, как хорошо чувствую каждое ее переживание и настроение души.

И знаешь, Катенька, начинаю думать, что в жизни главное — это, я бы сказала, красная ленточка. Все в жизни бывает, но без красной ленточки нельзя обходиться никак. Вот у Наташи Ростовой она, ленточка эта, через всю молодость и чувства проходит. Не знаю, так ли я поняла и будешь ли ты согласна, когда вернешься и будем про это по-серьезному говорить.

Радость в жизни должна быть, и часто она самая простая — человека хорошего любить, с природой дружить и пользоваться от нее, как бы в усладу души…»

Это надо себе только представить: лежит Саша в землянке санроты и при свете каганца или фонаря, в котором горит сальная свечка, читает Толстого. Днем не до того Саше, работы хватает, даже если на передовой тихо, а вечером не оторвешь девушку от книги, пока не заглянет кто из начальства и не цыкнет:

— А ну, ты, Орлиха! Чего свет не гасишь?

Саша нехотя задует огонь, а потом лежит и думает.

Но судьба уже готовила новую перемену в ее жизни.

Вот подтверждающая это запись Саши:

«Ой! Помру я, кажется, от той новости, с какой пришел ко мне сегодня утром наш комиссар. «Приказ тебе, говорит, немедленно собираться в Москву. На съезд комсомола поедешь. Делегатом будешь от Крыма и Таврии. Как вернешься, потом нам обо всем расскажешь на митинге. Давай собирайся!»

* * *

«Не хочу ехать, воюю с комиссаром, а он: «Без разговоров. Не я один тебя наметил, это указание из вышестоящих органов. По дороге тебе еще в Харьков заезжать. Давай, давай!..»

3

Саша — делегат съезда. — О чем она думала по дороге в Москву. — Воспоминания о красной ленточке. — Встреча с Фрунзе. — Командюж рассказывает о текущем моменте. — Что сближает князя Андрея и Михаила Фрунзе. — Добровольцы уходят на фронт.

И вот опять едет Орлик-Дударь в Москву. Одета она опять в мужское, но в мандате записана Александрой. Просто удобнее в дороге, когда на тебе штаны, а не юбка.

Собственно, тем и ограничивалось временное возвращение Саши в мужской разряд. Гимнастерка, сапоги, шлем оставались те же, какие она носила и до этой новой поездки. Впрочем, все, что можно, было починено, выстирано и выглажено со всем тем старанием, на которое способна только женщина, а в ту, первую поездку, если помните, у Орлика были дыра на дыре и вид совершеннейшего замухрышки.

В Москве Саша рассчитывала надеть юбку, пока аккуратно уложенную в вещевой мешок.

А дневник? Увы, не взяла. Оставила в сундуке и наказала матери зорко поглядывать, чтоб не пропал, а при случае, если бы вдруг, не дай бог, пожар случился в доме, то первоочередному спасению подлежит тетрадь, а потом уже голубая люстра, которая теперь тоже полюбилась Саше.

Взяла с собой в дорогу только «Войну и мир» и вот уж начиталась — чуть не до одури. Целыми днями полеживала на своей полке и впивалась в книгу толщиною пальца в четыре, не меньше. Издание было дешевое, на желтоватой бумаге, с неразрезанными в некоторых местах страницами. Откровенно сказать, попытавшись раз-другой изловчиться и заглянуть в эти страницы, — а при Сашином зрении это было возможно, — она тоже стала пропускать их. И тут, в теплушке, имея для досуга времени больше чем достаточно, Саша наконец добралась до места, где раненому князю Андрею, когда он лежал на Аустерлицком поле, вдруг открылся смысл жизни…

Но прежде чем рассказать, как восприняла все это наша Александра Дударь, придется сделать небольшое отступление.

После революции в Каховке открылся комсомольский клуб. Еще совсем девчонкой Саша любила бегать туда с братцем. Ему очень хотелось записаться в Союз молодежи, а Саша во всем тянулась за братцем. Куда он, туда и она, и что ему хочется, того и ей хотелось.