Последний рубеж

«Разнузданность какая-то во всем», — думал барон и вспоминал нравы, царившие в штабах и среди высшего офицерства при Деникине. Безапелляционной фамильярностью, глупым оригинальничанием и панибратством даже кичились, как кичился и сейчас Слащев. Генерал Шкуро, известный пьянчуга и мот, отъявленный подонок, которому, по совести, и руки не следовало бы подавать, мог с лихим шиком, по-свойски похлопать по плечу генерал-лейтенанта Май-Маевского и сказать ему:

— Что, батя, денежки у тебя есть? Поедем в ресторанчик, кутнем. А я, брат, поднакопил кое-что, поднакопил. От «благодарного» населения, ха-ха!

Май-Маевскому неловко, он намного старше Шкуро и по-иному воспитан, а тот все хлопает его по плечу, лезет целоваться.

— Бери у меня, батя, за уважение к тебе дам. Хоть миллион, хоть два. Могу «колокольчиками», а хочешь, дам и романовских!

У себя в штабе Врангель твердо решил не допускать такой разнузданности, но вышибать старый дух и нравы, укоренившиеся при Деникине, было нелегко. Со временем он все это сломает, дай бог только развернуться, добиться хоть первой победы над красными в Северной Таврии.

А там уж он и этому Слащеву покажет и другим. У него они все будут в кулаке. Шутить и паясничать больше не станут.

Что бы там о Врангеле ни думали и ни говорили, а скоро все убедятся, что рука у него и верно железная и к своей цели он умеет идти, не считаясь ни с чем. Один историк о нем напишет:

«Получив в наследство от Деникина, по красочному выражению одного из белых мемуаристов, банду вместо армии, Врангель вынужден был в первое время по своем воцарении в Крыму заняться приведением своих войск в порядок. Эта работа продолжалась в течение всего апреля и мая 1920 года… Долго оставаться в «крымской бутылке» Врангель не мог; огромная масса беженцев и войск, скопившихся в Крыму, начинала уничтожать все его продовольственные запасы, и потому необходимо было выйти за Перекопский перешеек, захватить все, что возможно, и, если придется, скрыться опять в Крым с необходимыми продовольственными запасами».

Слащев так и сказал в заключение своего доклада:

— Так что, с вашего разрешения, будем считать все готовым к набегу. С богом, двинемся, рванем в Таврию, и что захватим, то наше. Как в старину крымские ханы делали. Вырвутся за Перекоп, награбят что можно — и со всем добром обратно в Крым!

Врангель опять нахмурился, хотя, похоже, Слащев шутил.

— Это кто же хан, по-вашему? — спросил барон. — Вы, Яков Александрович, о возвращении из-под Кирилловки и не думайте. И мы с вами не крымские ханы, к вашему сведению!

— Как не ханы? А кто же мы? — развел руками Слащев. — Идем в набег!

— Ну вас! — буркнул барон и встал.

Слащев мог, не боясь никого, и паясничать, но мог и по-серьезному поговорить. Он развил перед главнокомандующим особый план действий в местностях, которые, даст бог, будут захвачены. Первое: опираться на зажиточное крестьянство и при этом играть на вольнолюбивом духе украинцев, и прежде всего — помириться с Махно! Второе: поладить с кубанским и донским казачеством. Третье: поставить всюду в захваченных областях надежных людей — умных, толковых и знающих.

— А где их взять, голубчик? — перебил Врангель.

Он потемнел, нахмурился и оборвал разговор.

У Наполеона были настоящие маршалы. Но что сделаешь с такими, как Слащев? Завел у себя целый зверинец, и не поговоришь даже как следует с ним по делу. Карканье, свист, писк, хлопанье крыльев, даже клекот какой-то слышится из угла. Барону приходилось то и дело вертеть шеей, чтобы не давать нахальному ворону садиться ему на генеральский золотой погон. В другом углу виден был огромный киот, и за разговором Слащев не раз оглядывался на мерцающие темным серебром иконы и крестился истово, приговаривая:

— Даст бог! Даст бог! Авось господь даст!..

А под конец беседы вдруг бухнулся на колени перед киотом и запричитал:

— Вразуми, заступница, матерь божья! Помоги!

Опять он паясничал? Шут его знает. Врангель вышел из салона на яркий свет солнца с таким ощущением, что лучше было бы не ходить тогда на «Аякс» и не брать на себя тяжелый крест главнокомандующего разбитой армии. Ну можно ли воевать, опираясь на таких людей, как Слащев? Верит в Махно, в салоне у себя держит зверинец и божницу, как у московской купчихи, и ломается, выкидывает номера, словно «рыжий» в цирке. Деникин, казалось барону, оттого и проиграл, что опирался на подобных генералов. Сброд! Вояки неплохие, но все-таки сброд. Пьяницы, шуты, черт знает что! Есть и настоящие, но как мало их!