Состав ритмично отсчитывал километры пути. Непьющий железнодорожник раскраснелся, изрядно захмелел и, словно неугомонный тамада, вел вечер, явно действуя на нервы молодым краснодарцам:
— Так вот! Еду я, значит, в электричке! Это в Бурятии было. А напротив меня две девчонки-абитуриентки сидят, вроде бы куда-то в Улан-Удэ поступать едут. Вагоны там, знаете, немноголюдны, собеседников особо выбирать не приходится. Ну, слово за слово, разговор и завязался. А они мне, дурочки неразумные, всю подноготную-то свою и раскрыли. Значится, одна из них дочка местного лесопромышленника, а другая — начальника какой-то там автобазы. То бишь из тамошней таежной элиты обе. Сидят все в золоте, словно цыганки. Ну и что вы думаете? Местные лесорубы входят в сговор с МЧС, полицией и всякими там службами. Эти ухари поджигают тайгу, а когда надо, специальные службы ее тушат. Огонь, значит, уничтожает все, что внизу, а у леса для заготовки только подгорает кора. Ну а дальше — ловкость и круговая порука. Имея нужные связи, лес переводят в категорию полностью сгоревшего и отдают за копейки для санитарной рубки. А кругляк так же по своим каналам в Китай тянут. Вот так мне девушки и проболтались. А нам потом про непотушенные костры и окурки сказки рассказывают. И лесная охрана при деле, есть пожар — деньги выделяют. В глуши там лучше живут, бизнес процветает. И ничего ты им на это не скажешь. Москва где-то там, а им жить нужно, детей на ноги ставить. Ну а про Симферополь-то сегодня слышали? — внезапно перевел тему железнодорожник и, не дожидаясь реакции, пылко продолжил свой монолог. — Все эти майданы — возня политическая, а тут наши люди! Это самое главное! — заводился мужчина. — Сегодня там местный Верховный совет, значит, вопрос о статусе Крыма решил рассмотреть. Вроде как Януковича свергли, а нас спросить забыли. Ну и перед зданием, как полагается, народ собрался. Русские кричат «Россия!», а татары — «Слава Украине!». Кто-то там чей-то флаг, что ли, сжег — и стали камни швырять друг в друга. Потом в рукопашную пошли. А вопрос о статусе Крыма решили отложить. Получается, меджлис татарский побеждает, а мы, как всегда, ждем у моря погоды! А вы говорите! Вот где наши люди и ваши, между прочим, соседи, — он стукнул кулаком по столу и свирепо уставился на скучающих краснодарцев. — Своих бросать нельзя! Никогда! Это же Крым! Оттуда начиналось наше православие, и там мы сделали свой выбор!..
С застольем покончено, в купе темно. Под стук колес и храп изрядно натрескавшегося петербуржца за окном проплывали контуры деревьев с бесконечной синусоидой проводов. Едва освещенные и безжизненные полустанки, по-видимому, Тверской области. Редкие деревушки с унылыми домиками, изредка поблескивал свет маленьких окошек, за которыми своим чередом текла жизнь, так сильно отличающаяся от жизни креативного класса больших городов. Жизнь по особым правилам и понятиям — как в том таежном местечке, о котором поведал железнодорожник. Где законы писаны лишь на бумаге, а жизнь вносит свои негласные коррективы, и так везде и во всем: семейственность, землячество и кумовство, поразившие все сферы общественной жизни, непонятный менталитет и странная культура, народ со склонностью к жестокости и сентиментальности, самобичеванию и превозношению, коррупции и поиску справедливости, с самобытностью традиций восточного коллективизма, пресловутой соборности. И даже сам здешний обыватель едва ли сможет охарактеризовать национальные черты своего народа. Но как и дорога из Москвы в Петербург, соединившая два могучих города, вся страна опутана какими-то невидимыми связями, будто огромная нейронная сеть, сплетающая все и вся; и каждый ее элемент — частичка чего-то общего, необъятного и непостижимого.
Глава 4