Последний рубеж

– Со мной прибыли две фрейлины моей дочери, дама Беатриса и дама Алисия. Они верно служили Джоанне при жизни, и подобно ей желают принять святые обеты. Они обе хорошего рода, Беатриса – дочь и вдова рыцаря, а Алисия – сестра тамплиера.

Аббатиса и настоятельница поспешили заверить Алиенору, что с радостью примут придворных дам графини. Она в этом не сомневалась, ведь их аббатство стало теперь родовой усыпальницей анжуйской королевской династии.

* * *

Дождь усилился, и на дорожках собрались лужи. Серебряные капли цеплялись за голые ветки, рассыпанным жемчугом поблескивали в высохшей мокрой траве, но дождь холодил ей кожу. Алиенора плотнее запахнула плащ и вспомнила примету, что дождь в день похорон – это к счастью, когда о покойном как будто само Небо плачет. Дождя не было, когда хоронили и ее сына, и дочь. Промежуток составил всего пять месяцев. Хоть Небо и оставалось равнодушным, королева плакала бесконечными часами перед рассветом, скрывая слезы за закрытой дверью.

Она прошла к нефу по вымощенному плиткой полу, и шаги громким эхом разнеслись по пустой церкви. Факелы, тлеющие в стенных нишах, не разгоняли теней, но Алиенора темноты не боялась.

– Я сделала все, что смогла, чтобы добыть для него корону, Гарри, – тихо сказала она, глядя в сторону клироса, где располагались гробницы мужа и сына. – Но удержать ее в руках – задача Джона.

Она умолкла. Единственным звуком, ответившим ей, был тихий шелест дождя по крыше. Как нелепо. Разве она ожидала услышать голоса из могил? Сесть некуда, только подушечки для молитв разбросаны по полу, а она вдруг почувствовала огромную усталость. Алиенора оперлась на алтарь, подумав, что Всевышний не станет возражать, раз уж ее старым костям нужна эта поддержка.

– Гарри, когда вернусь из Кастилии, то устрою перезахоронение Джоанны. Ее предсмертное желание было лежать рядом с тобой и Ричардом. Я закажу скульптуры всех вас, и еще для себя. Сомневаюсь, что в этом можно положиться на Джона после моей смерти. Он не любил Ричарда, и даже себе самому не смог признаться в вине перед тобой за предательство.

Ей не казалось странным беседовать с мужем, бывшим ее тюремщиком. Они были женаты тридцать семь лет, любили и воевали, жаждали власти и друг друга. И похоронили слишком много детей.

– Только двое осталось, Гарри, – прошептала она. – Жизни остальных оборвались до срока. Но чересчур долго жить – это тоже жестоко. Я знаю, потеря Хэла почти разбила твое сердце. Но ты хотя бы не был с ним рядом, когда он испустил последний вздох. По крайней мере, от этого ты был избавлен. Нет боли сильнее, чем смотреть, как умирает твое дитя.

Алиенора медленно опустилась на колени перед алтарем. Но не молилась. Она оплакивала своих мертвецов.

Эпилог Аббатство Фонтевро, Анжу

Апрель 1204 г.

Она сгорала от лихорадки, но приветствовала ее и жаждала покинуть тело, становившееся ее врагом. Скоро все кончится, ибо привязывающие ее к жизни канаты рвались один за другим, оставались лишь тонкие как паутина ниточки, вздрагивавшие при каждом судорожном вздохе. Алиенора постепенно начала ощущать, что она больше не одна, но открыв глаза, увидела только кружащие тени. Свечи поблескивали в темноте, как далекие звезды.

– Божьи кости, жена, сколько нам еще тебя ждать?

Уже почти шестнадцать лет она не слышала этого голоса, некогда такого знакомого.

– Гарри, это ты? – прошептала она, боясь верить.

– Конечно я, – голос звучал удивленно и чуть рассерженно. – Кто еще? Хочешь сказать, ты ждала, будто этот сопляк Людовик станет бодрствовать у твоего смертного одра?

– Я и в тебе была не слишком уверена, Гарри, – созналась она.

– Ну хорошо. Если ты заставишь себя долго ждать, я уйду, – предупредил он. – Тебе же почти восемьдесят, Алиенора. Собираешься пережить Мафусаила из одного упрямства?

– Да перестань ты ее изводить! Как видишь, матушка, загробная жизнь не улучшила его нрава.

– Ричард? – Слезы счастья затуманили глаза королевы. Алиенора чувствовала, что рядом стоят и другие любимые призраки, давно ушедшие из ее жизни, вырванные из сердца. У нее много грехов, но она искупила их, пережив чистилище и ад здесь, на земле. Значит, бояться нечего. Но ее встревожила внезапная тишина. Неужели не дождались?

– Ричард? Гарри? Не уходите! Останьтесь со мной…

– Мы здесь, – раздался утешающий голос. – Мы здесь.

* * *

Рихенца проскользнула в спальню, держа в руке свечу. В ответ на ее безмолвный вопрос, не вернулось ли к королеве сознание, дама Амария покачала головой.

– Но она разговаривала, миледи.

– Такое бывало и прежде, – печально сказала Рихенца.

Ей так хотелось, чтобы сознание бабушки хоть ненадолго прояснилось напоследок, но Алиенора бредила и бормотала что-то бессвязное, совершенно неразборчивое для них.

– Сейчас было иначе, миледи. Она так ясно произнесла «Гарри» и «Ричард», как будто… как будто говорила с ними, и они были здесь, в комнате вместе с нами. Лекарь настаивает, что это все лихорадка, но я так не думаю. Вот, сама посмотри, госпожа.