Последний рубеж

Алиенора похолодела от внезапной мысли об ужасах, скрытых за стенами замка Трифельс, о том, что судьба этих сицилийских аристократов могла постигнуть и ее сына.

– Помоги им, Боже, – печально промолвила она. – Ибо больше им надеяться не на кого.

* * *

Встреча Ричарда с Констанцией в Анжерском замке прошла теплее, чем он ожидал – обрадованная, что дочь уже на пути из Австрии, герцогиня держалась не так враждебно как обычно. Лицо Констанции всегда служило зеркалом ее души, и отвращение, которое вызывала у нее мысль о примирении с Рэндольфом, было очевидно для всех присутствующих в большом зале. Но она понимала, что заинтересованность Ричарда в присутствии ее сына при королевском дворе могла стать первым шагом к объявлению племянника своим наследником, если королева Беренгария не родит сына. Поэтому она согласилась обсудить его предложение со своими вассалами, и даже пригласить Рэндольфа в Бретань, если бароны дадут на это согласие. Ричард понимал – это лучшее, на что он мог надеяться, и лишь удивлялся, как мог его брат Жоффруа быть так счастлив в браке с этой женщиной, казавшейся колючей, как еж.

Семнадцатого марта он приехал в замок графа Честерского в Сен-Жак-де-Беврон и обнаружил, что граф не менее упрям, чем Констанция. Когда мужчина вступает в брак с женщиной более высокого происхождения, он надеется разделить ее титул, получить право на обладание землями своей жены, а также на доход от них. Но Констанция и ее бароны никогда не признавали Рэндольфа как герцога Бретанского, что служило причиной злой обиды. Ричарду пришлось провести несколько дней, убеждая графа, что если он вернется в Бретань, то сможет в полной мере пользоваться правами герцога jure uxoris, то есть по праву жены.

Заручившись согласием Рэндольфа, Ричард вознамерился двадцать четвертого числа того же месяца встретиться с владетелем Фужера. Рауль де Фужер был одним из самых своенравных бретонских баронов, постоянно бунтующим против анжуйских сюзеренов, но в прошлом году он скончался, и Ричард надеялся, что его брат окажется более сговорчивым. Но сначала он решил урвать денек для себя – сезон соколиной охоты близился к концу, и прежде чем отправиться в Фужер, он с Рэндольфом и его придворными рыцарями выехал испытать своих соколов на охоте за цаплями в камышах вдоль реки Беврон.

Партия охотников получила неожиданное пополнение – в замок явился брат Ричарда Джон. По его словам, он приехал навестить графа Рэндольфа и приятно удивился, застав здесь короля. Но Ричарда не обманули его заверения – он совершенно точно знал, что Джон прослышал о его встрече с Констанцией в Анжере и отчаянно хотел знать, не Артур ли теперь фаворит в гонке за титул наследника престола. Но спрашивать ни о чем не стал и втайне потешался недоумением графа Честерского, оказавшегося ни с того ни сего его «старым добрым другом».

День получился приятным. Белая соколица Ричарда отличилась, свалив огромную цаплю. Как смертоносная молния обрушилась она на превосходящую ее размерами птицу, а соколы Рэндольфа и Андре тоже упали на добычу. Псари спустили борзых, и пока охотники ждали, когда принесут добычу и отзовут соколов, Ричард и Андре сумели заинтриговать остальных рассказом о том, как сарацины используют кожаные колпачки для управления охотничьими птицами. Как только все возвратились в замок, граф Честерский воспользовался возможностью спросить Ричарда, правда ли, что он привез из Святой земли нескольких сарацинских лучников. Граф изумился, когда Ричард утвердительно кивнул, поскольку почитал это за очередной разносимый французами слух. Ричарда рассмешила его растерянность. Он сказал, что речь идет о храбрых воинах, наделенных редким умением. Сарацины стреляют из лука на скаку – это навык, которым не владеет ни один христианин. И в момент этой беседы их компания наткнулась на старика.

Он внезапно появился из-за деревьев. Длинные нечесаные волосы и всклокоченная борода наводили на мысль, что это отшельник, один из затворников, что избегают соприкосновения с другими людьми, живут в уединении, но зависят от милостыни своих соседей, которые часто восторгаются их набожностью, простотой и благочестивым образом жизни. Но старик опирался на дорожный посох, а стало быть, мог совершать паломничество в священную обитель Мон-Сен-Мишель.

Лошади попятились, когда паломник, хромая, подошел ближе – животным не нравился исходящий от него неприятный запах.

– Подай ему, Андре, – приказал Ричард. Когда кузен вскинул бровь, он улыбнулся. – Ты же знаешь, что монархи не носят при себе денег.

Король посмотрел, как Андре развязывает кошель и бросает несколько монет под ноги старику.

– Андре, неужели я не могу позволить себе большую щедрость? – спросил он.

С преувеличенно тяжелым вздохом Андре выудил из сумы еще пару денье. Но отшельник, вместо того, чтобы наклониться за подаянием, подошел к всадникам ближе, пристально всматриваясь в их лица. Он медленно переводил взгляд с одного на другого, пока не остановился на Ричарде.