Последний рубеж

Он так расхохотался, что чуть не расплескал вино из кубка.

– А ночь еще не закончилась, и Люцифер еще вполне может искусить тебя снова, миледи. – Он прильнул к ней, чтобы подарить долгий, пахнущий вином поцелуй. – Как я был прав, поверив в тебя, любимая!

Джоанна больше не улыбалась.

– Это правда, я не смогла дать Вильгельму сына, живого сына. Но если я смогла забеременеть один раз, то смогу и во второй.

– Джоанна…

– Нет, послушай, я должна это сказать. Я знаю, что уже не молода, мне в этом месяце исполнился тридцать один год. Но если бы я боялась, что не смогу забеременеть, то сказала бы тебе об этом до нашей свадьбы. Мое лоно не оживало с тех пор, как мой сын умер, но у меня было не так много шансов забеременеть, как может показаться. Вильгельм завел гарем из сарацинских рабынь и…

В этот раз уже он остановил ее, приложив палец к ее губам.

– Я не это имел в виду, Джоанна. Я не боюсь. Скорее всего, это произошло из-за Вильгельма, а не из-за тебя, ведь ни одна наложниц его гарема не родила ребенка, ведь так? Когда мужчина изливает свое семя столь многим женщинам, а оно нигде не дает ростков, винить нужно семя, а не женщину.

Не сумев снова забеременеть, Джоанна консультировалась с несколькими докторами-женщинами в знаменитой медицинской школе Салерно, и они сказали ей то же самое. Бывает, что все дело в муже. Но никогда еще она не встречала мужчину, думавшего подобным образом, до этого мгновения.

– Да, у Вильгельма не было других детей, – подтвердила она. – Иногда я думала…. Но что ты имел в виду, когда сказал, что поверил в меня?

– Я не мог быть уверен, сама ли ты пожелала этого брака, или Ричард заставил тебя дать согласие. Знаю, тебя поразила та же молния, что и меня, но это не обязательно означало, что ты захочешь за меня замуж. Кроме того, прошло три года, – Раймунд неожиданно улыбнулся, – и воспоминания о моем невероятном обаянии могли померкнуть. Столкнувшись дважды с женами по принуждению, я не хотел того же в третий раз.

Джоанне стало любопытно послушать о его бывших женах.

– Расскажешь мне о них?

– Мой первый брак не был ни выбором моей жены, ни моим. Но Эрмессинда была графиней Мельгейской, а отец вознамерился заполучить Мельгей. Она только что овдовела, а я был намного моложе, мне не исполнилось даже шестнадцати, и я понимал, почему она сопротивлялась. Но в итоге мы стали друзьями, хотя прожила она только четыре года, а когда умерла, Мельгей перешел ко мне. Мой отец всегда получал, что хотел, – сказал Раймунд. Уголок его рта изогнулись в невеселой улыбке.

– А Беатриса Транкавель?

– Поначалу мы хорошо ладили. Я знал, что она «верующая», но считал, что это дело меж ней и Богом. Однако когда я не позволил ей воспитать «верующей» Констанцию, нашу дочь, она на меня обиделась. Кроме того, с годами она становилась все более набожной и исполняла супружеский долг с возрастающей неохотой, боясь рисковать своей бессмертной душой. Поэтому… когда Люку требовалась индульгенция, я искал ее на стороне, и обычно далеко ходить мне не приходилось.

Вспомнив, как резко отчитывала его в саду в Бордо, обвиняя в нарушении брака, Джоанна почувствовала угрызения совести.

– Тебе надо было дать всем знать, что она катарка, Раймунд. Враги использовали твой неудачный брак как дополнительное оружие, объявляли тебя бессердечным за то, что ты отослал ее и впал в разврат, плодя бастардов. Если бы они знали правду…

– Ничего бы не изменилось, Джоанна. Псы всегда лают. Я не хотел направлять ярость церкви на Беатрису – она все-таки мать Констанции. А из-за того, что она Транкавель, ее семья, включая мою сестру и племянника, подверглась бы еще большим подозрениям в глазах людей вроде кардинала Мелиора.

Вспоминая о печальной истории своего брака, он заговорил серьезно и даже мрачно, но вскоре она узнала, что муж не способен долго грустить. Упоминание имени папского легата пробудило в нем игривое настроение, и он хитро улыбнулся Джоанне.

– Только подумай, как обрадуется этот добрый кардинал, прослышав, что ты вышла за одного из приверженцев дьявола, любовь моя. Думаю, нам следует назвать первую дочь Мелюзиной и попросить его стать крестным отцом.

Видя, что его дерзость развеселила жену, а не смутила, он привлек Джоанну к себе, восхищаясь тем, как они подходят друг другу и в постели, и вне ее. Его поцелуй был знаком любви и нежности, но она ответила с пылом, который быстро превратился в страсть.

– Люк шевелится, – пошутил граф. – Ты намерена его разбудить?

Джоанна была не из тех женщин, которые уклоняются от вызова, тем более в случае, когда победу одержать так легко.

– Если я это сделаю, отведешь меня на вершину горы?

Руки Джоанны скользнули по его груди вниз, к паху, и дыхание Раймунда участилось.

– Обещаю, – ответил он и сдержал слово.

* * *