Последний рубеж

Влад возразил:

— Шалишь, начальник, не филолог я. Солдат.

— Ну, солдат так солдат, — примирительно произнес полковник, хотя, судя по тону, не одобрял стремления Влада забыть о прошлом. И зачем-то спросил: — Книжка-то понравилась?

— Нет, — коротко ответил Влад и кинул влево: — Готовность — два!

Болдахо продублировал приказ, стрелки подняли арбалеты. А Харднетт озадачился:

— Почему не понравилась?

Влад пожал плечами:

— Просто не понравилась.

— Нет, ты скажи — почему?

— Главный герой сволочь.

— Это д'Артаньян-то сволочь?! — вскинулся Харднетт, обидевшись за любимого литературного героя.

— Еще какая, — кивнул Влад. — Исключительная сволочь. Друзей втемную использовать — последнее дело. А он использовал. Шагу без этого ступить не мог.

Харднетт закатил глаза:

— О! Пошло-поехало патентованное чистоплюйство.

Влад спорить не стал. Не потому, что сказать было нечего, а просто не до того стало. Скомандовал:

— Готовность — ноль!

И через секунду:

— Огонь!

Болдахо заорал как резаный.

— Нет, Кугуар, ты не прав, — выпустив первую стрелу, крикнул Харднетт. — В «Трех мушкетерах» д'Артаньян совсем еще пацан зеленый. Не умел финтить, брал нахрапом. — Выпустив вторую стрелу и потянувшись за новыми, продолжил: — Вот двадцать лет спустя он уже, конечно, предстал мастером разводок. Что да, то да. Но все равно, что касается друзей…

— Манипулировал он ими, — оборвал Влад монолог полковника, не переставая усердно кромсать спирали.

— Для их же пользы. — Харднетт быстро перезарядил арбалет и прицелился. — Счастья они своего не знали. Вот что. А он их носом ткнул…

— В счастье? — завернув летящую стрелу, спросил Влад.

Харднетт сначала выстрелил, только потом ответил:

— Нет, не в счастье. В убогость их существования. В это вот ткнул, а к счастью повел. К житейскому.

И, почти не целясь, выпустил вторую стрелу.

— Во-во, повел он их, и огребли парни счастья совковой лопатой, — подытожил Влад. — Аж пупки надорвали.

Харднетт не успел возразить — заорал. Вражеская стрела, срикошетив от камня, оставила на его щеке глубокую кровавую борозду.

Влад пнул ногой мешок в его сторону:

— Там аптечка.

Харднетт, зажимая рану ладонью, мотнул головой:

— Потом.

И поднял арбалет.

А спустя миг стрелу словил продавец соли из Киарройока.

Обернувшись на приглушенный крик, Влад увидел, как парнишка ухватился за древко двумя руками, будто собрался выдернуть его из груди, неестественно попятился к парапету и, опрокинувшись, улетел вниз.

— Суки! — заорал Влад. Подхватив винтовку, запрыгнул на ящик со стрелами и, оказавшись над бруствером, дал очередь веером.

— Не психуй! — крикнул ему Харднетт и постарался успокоить: — Береги пульки, Кугуар. Еще не вечер — пригодятся.

Влад к совету прислушался, но еще парочку оборотней одиночными выстрелами все же вскрыл. И потом еще одного. Вскрыл и успокоил. Не удержался.

Минут через двадцать поток стрел со стальными наконечниками заметно уменьшился, а вскоре и вовсе сошел на нет — Зверь отступил зализывать раны.

Барабанный бой постепенно стих.

Влад выждал какое-то время, убедился, что это не хитроумный маневр, и пробежался легкой трусцой по боевому ходу.

Оказалось, что потеряли шестерых. Еще пятнадцать человек было ранено. Из них четверо — тяжело. Приказав спустить убитых и тяжелораненых вниз, на попечение Тыяхши, Влад вернулся на свой командный пункт — к центральной амбразуре сектора.

Харднетт, который уже наложил на рану бактериальный пластырь, деловито осведомился:

— Потери?

— Шесть-четыре-одиннадцать, — поделился с ним расстроенный Влад.

— Терпимо, — подбодрил полковник. — Мы их тоже потрепали неслабо.

— Так их и больше в десятки раз.

— Что да, то да.

Помолчав, Харднетт спросил:

— Скажи, Кугуар, а какие они из себя на самом деле?

Влад сначала отдал распоряжение Болдахо:

— Вскрой ящик, подели запас поровну. — Только потом повернулся к полковнику: — Ты, начальник, про Зверей?

Тот кивнул:

— Про них. Ты же их видишь насквозь. Или нет?

Влад помедлил перед тем, как ответить. Потом подтвердил:

— Вижу. — И как мог, обрисовал: — Представь, начальник, огромное яйцо с прозрачной скорлупой, у которого вместо белка светящаяся хрень, а вместо желтка — клубок закрученных в спирали энергетических дуг. И все это — штырь им в стык! — до того отвратно, что как только увидел, так сразу возникает непреодолимое желание немедленно раздавить тварь прессом. Или катком наехать. Или напалмом сжечь. Обмотать колючей проволокой и сжечь. Так хочется, что прямо аж зудит все внутри и руки чешутся.

— Не принимает душа?

— Так точно, не принимает.

— Как думаешь, кто они?

— Не знаю. Местные говорят, нежить потусторонняя.

Харднетт покачал головой, дескать, все не то и все не так.

— Это они врут по недомыслию. Во-первых, не потусторонние они, а потупространственные.

Влад напрягся:

— В каком смысле?

— Долго рассказывать. Если коротко — из другой вселенной, не из нашего Пространства.

— А во-вторых?

— Во-вторых, насчет нежити это зря.

— Живые, что ли? — не поверил Влад. — Как мы?