Последний рывок

Паровозный гудок заставил собеседников практически одновременно перевести взгляд на окно. Воспользовавшись этим, Половцев сделал небольшую паузу в своем повествовании и налил себе из термоса еще черного кофе с коньяком. Требовалось чуть смягчить горло, ещё не успевшее полностью избавиться от последствий ангины, усугубленной необходимостью в последнее время постоянно напрягать голосовые связки. Командование дивизией предполагало необходимость периодически применять командный рык, основными характеристиками которого во все времена была громкость, зычность, а также употребление сочных сравнений и эпитетов, заимствованных из тех разделов великого могучего русского языка, которые относятся к сферам исключительно служебного пользования и не могут быть применены в светском обществе. Пётр Александрович никак не мог окончательно понять собственного статуса в той операции, которую предстояло провести в Туркестане. И дело было не в офицерах Корпуса госбезопасности или военном следователе. Заминка была в обычном на первый взгляд капитане и его не до конца понятных полномочиях, очерченных лично самим регентом.

С одной стороны, в документах на первом месте стояла его фамилия, с другой — великий князь Михаил весьма убедительно рекомендовал прислушиваться к мнению капитана Волгина, который командовал сборным подразделением, набранным из рядовых и унтер-офицеров Нарочанского батальона, и должен был стать своеобразным «последним доводом» при возникновении проблем.

Память услужливо подсказала аналогию из отечественной военной истории времён Петра Великого, когда молодые поручики-преображенцы направлялись царем-батюшкой, дабы придать ускорение чересчур медлительному генерал-фельдмаршалу Шереметеву и обладали привилегией прямого доклада, минуя все промежуточные чины и инстанции. А уж по крайней нужде могли и сами «карать и миловать». Про нарочанцев давно уже ходила молва, в которой могли меняться только эпитеты: янычары, преторианцы или опричники. Но резюме было одно. Эти люди — щит и меч великого князя Михаила.

Кроме того, генерал невольно ревновал. Ещё совсем недавно он вполне обоснованно считал себя другом Михаила Александровича. Их взаимоотношения не сводились лишь к взаимоотношениям командира дивизии и начальника штаба, а были, скорее, боевым братством. Тем более что в какой-то мере их объединяло пусть и весьма далёкое, но всё же кровное родство. Теперь же возле великого князя, да и его венценосной матушки находились внешне совершенно разные люди — генерал Келлер, академик Павлов и подполковник Гуров. Именно они стали его ближниками. Но приказ и долг превыше всего, тем более что капитан Волгин не дал ни малейшего повода или намёка на своё особое положение, а напротив, вёл себя, как тактичный офицер, не забывающий, впрочем, о своем достоинстве. А посему — долой самоедство и делай, что должен, и свершится, чему суждено…

— …И учтите, Иван Георгиевич, что, попав в Туркестан, вы одновременно окажетесь сразу в двух мирах. И чем далее вы отъедете от резиденции генерал-губернатора, тем более четкой станет эта грань. Вы читали роман Марка Твена «Янки из Коннектикута при дворе короля Артура»?.. Да? Великолепно, тогда я вам гарантирую такое же путешествие во времени, которое совершил герой этой книги, только с поправкой на специфику Востока. И для этого переноса вам вовсе не обязательно получать удар ломом по голове, скорее этого следует опасаться при перемещении по улочкам Бухары. В Туркестане этой зимой совсем не было снега, а потом засушливая весна с сильными морозами. Урожай практически загублен. Поставки зерна из России значительно сократились по причине боевых действий, нет средств для ремонта плотин. Налоги, реквизиция лошадей и верблюдов, телег и юрт. Как следствие — рост преступности. Дехкане, лишившись пропитания, сбиваются в банды. После чего мгновенно находятся весьма красноречивые проповедники, которые убедительно объясняют, «что во всем виноваты эти русские, что все их железные дороги, телеграф, больницы — происки Иблиса и прочих шайтанов. Неурожай — это кара Аллаха за отказ от обычаев предков. И стоит лишь прогнать урусов, как мгновенно воцариться аль-фирдаус», то есть рай. И весьма многие этому верят. У обывателей, живущих в Бухаре, своя, порой непонятная для европейцев, психология. Вот ответьте, уважаемый Иван Георгиевич, по вашему мнению, какой начальник полиции более уважаем простыми бухарцами — добрый и честный или злой и жадный? И кто из них будет эффективнее бороться с преступниками?

— Так сразу и не решишь, Петр Александрович, — не спеша ответил Волгин. — Жизнь учит, что идеал встречается только на страницах романов. У нас в полку в октябре четырнадцатого молодой подпоручик, начитавшийся Толстого и пальцем ни разу не тронувший нижних чинов, завёл в атаке своих солдат под германские пулеметы. А фельдфебель, коего они же не без причины именовали «шкурой», выбивающий дурь и глупость кулаками, сумел в итоге вывести оставшихся в живых из окружения. И сам лично троих гансов в штыковой заколол.