Последний рывок

— А кнут — это ваши решительные действия, Денис Анатольевич, в случае нарушения договора. И устранение угрозы, если придётся, вместе с носителем. Люди не глупые, пример Владимировичей у всех на слуху…

— Почему мы узнаём последними? Трудно было сразу всё рассказать? А, Иван Петрович?..

— Вам своих проблем на фронте мало?.. А во-вторых, ты уже один раз в плену побывал…

— Ага, с чьей подачи?..

— Ты, Денис, никак не поймёшь, что невместно уже полковнику и флигель-адъютанту, как резвому козлику, по вражеским тылам прыгать и шашкой направо-налево махать…

Почему-то именно сейчас в голове мелькает мысль-догадка. У меня мой батальон есть, у Артурыча — Особый корпус, а Павлов со всеми своими делами один справляется…

— Иван Петрович!.. — Встаю из-за стола и вытягиваюсь, щёлкая каблуками. — Приношу вам свои глубочайшие и самые искренние извинения! Но на будущее прошу учесть, что не стоит играть нас с генералом втёмную…

— Хорошо, извинения приняты… — Академик устало смотрит на меня, затем поворачивается к Келлеру. — И чтобы покончить с этим вопросом… Впредь вам на передовой находиться запрещаю! Фёдор Артурович, этого очень наивного супермена не отпускать от себя больше ни на шаг!.. А теперь, господа, предлагаю перекусить. Как говорится, «из двух бед выбираем — обед», прошу следовать за мной.

В соседней комнате был уже сервирован стол на троих. Закуски были явно подобраны по принципу меню скромное, но питательное: мясо жареное — много, зелень — в изобилии, отварная картошка — во вполне достаточном количестве. Спиртного я не увидел, но наличие селёдочки, обложенной кольцами лука, солёных огурчиков и грибочков явно предполагало появление жидкости, одним из основных компонентов которой был один из гидроксилов, он же — ОН, сиречь «спиритус вини». Хотя мы втроем уже сели за стол, никакой жидкой субстанции кроме сифона с сельтерской по-прежнему не наблюдалось. Вероятно, академик в педагогических целях решил-таки проучить «зарвавшегося вояку» и заставить «селёдку без водки откушать», что по определению граничило практически со святотатством. Но, как бы ни был обижен Иван Петрович, он не опустился до столь коварного приёма. Выждав трагическую театральную паузу, явно предупрежденный заранее официант принёс и установил посредине стола поднос с запотевшим стеклянным мальцовским графином со сравнительно узким длинным горлышком, закрытым прозрачной пробкой. В целом сия конструкция напоминала перевернутый ручной колокольчик и вмещала в себя не менее литра жидкости, по цвету напоминавшей коньяк. Вот это и вызывало удивление, ибо академик, будучи убежденным трезвенником, держал крепкие напитки исключительно для посетителей и, как правило, выставлял на стол обычную бутылку водки или коньяка. Пока я раздумывал, чтобы это могло значить, на столе появились три хрустальных лафитника с вызывающим уважением объемом. Павлов решительно наполнил два из них из графина, комментируя свои действия фразой: «Это для вас, господа-товарищи», а себе плеснул газировки.

— Ну, что, миру мир? — задал вопрос и одновременно провозгласил тост академик с доброй, но слегка хитрой улыбкой.

Келлер лихо, по-гусарски, опрокинул свой лафитник, удовлетворённо крякнул и нацепил на вилку ломтик селёдки с колечком лука.

Я же, решив изобразить из себя утончённого дегустатора, вначале вдохнул аромат — судя по фруктовому запаху, это — не коньяк или бренди. Сделав небольшой глоток, на несколько секунд задержал напиток во рту. Приятный шоколадный привкус, но явно крепче ликера — градусов сорок, не меньше. В общем, организм с удовольствием принял в себя сей незнакомый мне продукт, и лишь память из прошлой реальности вызвала, как ни парадоксально, ассоциации с напитками «Байкал» или «Тархун» в их первоначальном, советском, исполнении. Дальше процесс пошел значительно активнее. Я не ожидал, что Павлов, сам не беря в рот ни капли спиртного, так организует застолье, что под дружескую беседу совершенно незаметно графин опустел, равно как тарелки и судочки с закуской, а большая стрелка настенных часов сделала уже два оборота.

Оглядев «поле битвы», академик постучал пальцами по столу и не без ехидства спросил:

— Ну что, уже уходите?

— А разве ещё что-нибудь есть? — парировал Фёдор Артурович, но, взглянув на часы, согласился: — Да-с, что-то засиделись мы, пора и честь знать.

После дружеских прощаний, уже на пороге, нас догнала фраза Павлова:

— Денис Анатольевич, учитывая ваше настоятельное пожелание быть в курсе всех дел, завтра с утра в десять часов встречаемся у меня для обсуждения возможных источников пополнения бюджета. Фёдор Артурович, вас я так же жду.

Вот такой подлянки я не ожидал. После пол-литра на грудь, пусть даже под калорийную и очень вкусную закуску, утренний подъём, как правило, сопровождается ритуалом пития огуречного рассола. А идти потом ещё и на совещание, это, право, перебор, или, если угодно, — моветон…