Последний сад Англии

— Нет, тебе совсем не обязательно, — сказала она.

— Насколько уставшей ты себя чувствуешь прямо сейчас?

— По шкале от одного до десяти? — спросила она, — на одиннадцать, наверное.

Он засмеялся: — Вот поэтому мне и пора идти.

Она тоже встала, взяла у него опустевшую бутылку. А он снова огляделся по сторонам.

— Цветочные горшки, — провозгласил он.

— Что, прости?

— Ты бы могла достать несколько горшков и устроить контейнерный сад. Тогда ты смогла бы взять их с собой в твой следующий съемный коттедж в следующую деревню, где будешь жить во время своей следующей работы, — пояснил он.

— Генри, ты вроде как домой идти собирался, — рассмеялась она.

— Ухожу, ухожу.

Она проводила его до парадной входной двери, прислонилась к дверному косяку и стала глядеть, как он выходит на уличное крыльцо.

— Спасибо за пиво, — сказал он.

— Всегда пожалуйста.

Она стояла смирно и тихо-тихо, пока он брал ее руку в свою и наклонялся к ней, чтобы поцеловать — сперва в одну щеку, потом в другую. Он слегка отступил и проговорил севшим от волнения голосом: — Я с нетерпением жду, когда увижусь с тобой снова скоро.

Затем он улыбнулся — той освещавшей все его лицо улыбкой, которая ей так нравилась, — и прогулочным шагом зашагал прочь.

Сложив руки на груди, Эмма взирала на своих сотрудников, трудолюбиво сновавших, словно рой пчел, по Саду поэта. Вишал и Зак разгружали и расставляли контейнеры с растениями у клумб в соответствии с теми детализированными схемами, которые она срисовала с планов Винсенты. Чарли и Джесса, идя за ними следом, методично вынимали эти растения из горшочков, высаживали в грунт. Из приемника, что принес накануне кто-то из ребят, настроенного на волну Би-би-си Радио Один, разносились тяжелые, гремевшие жестью и оловом звуки хард-рока, за которыми было не слыхать никаких звуков, издаваемых командой, поглощенной тяжелым трудом.

Эмма весь этот день провела, тщательно просматривая альбомы с зарисовками. Бабушка Генри проделала отличную работу — фактически, она запротоколировала весь сад таким, каким он был в 1944 году. Зарисованные ею части растений, все аккуратно помеченные ярлычками, были поистине бесценны. А те растения, которых она не сумела распознать, такие как табак душистый или аконит, вероятно, представляли собою интерес лишь летом.

Первый раз за все время с момента своего приезда в Хайбери Хаус Эмма почувствовала, что зимний сад больше не является для нее непреодолимой проблемой, а стал еще одной, причем несложной, задачей.

Но, естественно, чтобы взяться за эту задачу, было необходимо начинать уже решать эту задачу на самом деле.

— Чарли! — позвала Эмма, стоя на входе в Сад поэта.

Он поднял взгляд на нее, поправил на голове свою неизменную бейсболку: — Чего?

— Подмогни мне, а?

Он воткнул в землю свою лопату, разогнул спину, и направился вк Эмме, на ходу отряхивая штаны на коленях:

— Тебе что нужно-то?

— Хочу сегодня попытаться проникнуть в зимний сад.

Он негромко присвистнул: — Сегодня?

— Ну, полезу только я одна. Мне позарез надо внутрь. Думаю, тогда смогу выяснить, где же именно нам потом прорубать проход так, чтобы не нарушить ничего важного, — она показала ему один из набросков, выполненный бабушкой Генри: — Если верить этому рисунку, вдоль вон той стены внутри сада нет ни роз, ни скульптур, ни деревьев.

Он почесал шею, зевнул и стал всматриваться в буйные заросли, в тот хаос ветвей, что стремился наружу из-за стен зимнего сада:

— Уверена?

Она кивнула:

— Уверена.

— Тогда айда за стремянками.

Из старого нежилого коттеджа садовника, куда они сложили на временное хранение свои некоторые самые дорогостоящие или опасные инструменты, Чарли с Эммой мигом приволокли две стремянки, кусторез, пару секаторов и мачете. Одну из лестниц прислонили к стене зимнего сада — и Эмма начала взбираться наверх.

— Поберегись! У твоей головы — вот такенный прутняк! — крикнул он остерегающе, крепко удерживая основание стремянки. Толстый побег плетистой розы был всего дюймах в шести от ее лица.

— Поняла! — откликнулась она сверху. Но уже через полминуты сунулась головой точнехонько в эту усыпанную колючками петлю и, матерясь, принялась из нее выпутываться.

— Ловко ты!

— Поглядела б, как ты бы тут запел! — заорала она вниз. Эмма закатила глаза, выражая так охватившее ее раздражение.

Она ломилась наверх, в нависавшее над нею сплетение ветвей, по пути срезая мешавшие ей ветки. Даже встав на цыпочки, Чарли едва дотягивался, передавая ей из рук в руки те инструменты, которые она просила. А мачете она привязала бечевой себе справа на бедро, словно Индиана Джонс.

В конце концов она добралась до гребня стены и Чарли аккуратно передал ей другую стремянку в сложенном виде. Эмма, стараясь держаться подальше от листвы, принялась изо всех сил совать эту лестницу вниз, проламывая ею заросли. Пока девушка спускалась, ее дважды словно кинжалом больно ткнула какая-то ветка, а еще она умудрилась рукой схватиться прямо за колючий плетистый побег какой-то розы. Если б на ней не было рабочих ботинок и садовых перчаток, она здесь вся сплошь бы изранилась, искололась, исцарапалась.