Последний самурай

В мечтах Сигэцу уже видел себя продающим пресловутую папку одновременно господину Набуки, своему заказчику и двум-трем популярным печатным изданиям из тех, что вечно вынюхивают скандалы. Он понимал, что подобные игры кончаются очень плохо, но в глубине души не верил, что с ним может произойти что-нибудь подобное. В конце концов, он жил в цивилизованном государстве, под защитой многочисленных законов, и не делал ничего, что было бы этими законами запрещено. Шантаж? Но кто говорит о шантаже? Дружеская услуга, вот что это такое... А получив деньги, можно будет уехать далеко и потеряться так основательно, что даже всемогущему господину Набуки окажется не под силу свести с ним счеты...

Это была скользкая дорожка, на которой множество неглупых и опытных людей переломало себе и ноги, и шеи, но адвокат Сигэцу привык к риску и хорошо усвоил, что крупные выигрыши достаются только тем, кто готов в нужный момент поставить на карту все, вплоть до собственной жизни.

Он посмотрел на часы и задвигался, наводя порядок на столе. Пора было собираться на встречу с заказчиком. Встреча была назначена неподалеку отсюда, в старой гавани, превращенной ныне в кладбище кораблей, которые отслужили свое и ждали, когда их разрежут и отправят на переплавку. Местечко это редко посещалось людьми и пользовалось в городе дурной славой. Конечно, груды ржавого железа, вонь стоячей воды и гниющих водорослей, белые потеки птичьего помета на рыжих от ржавчины клепаных бортах и прочие прелести старой гавани вызывали отвращение у жителей одного из крупнейших мегаполисов в мире, но адвокату Сигэцу это было на руку: он не нуждался в свидетелях.

Через двадцать минут Сигэцу уже припарковывал свою спортивную "хонду" на старом причале, возле которого ржавел небольшой рыболовецкий траулер. На корме этой дырявой посудины еще можно было разобрать облупившиеся иероглифы названия - кажется, траулер назывался "Ходзея-мару". Сигэцу выбрался из машины и стал не спеша прохаживаться по причалу, держа в руке портфель и дымя сигаретой. Его глодало нетерпение, он больше не мог сидеть на месте. Операция, которая должна была сделать его богатым и уважаемым человеком, вступала в заключительную стадию, и результат теперь зависел от умения вести переговоры.

Между замшелыми камнями причала и ржавым бортом траулера светлела полоска грязной, затянутой радужной нефтяной пленкой воды, в которой плавал какой-то мусор. Вода не была неподвижной - она колебалась, заставляя мусор подрагивать и перемещаться. Океан дышал, и эта лужица тухлой портовой жижи была его частью и жила с ним одной жизнью. На покосившуюся мачту траулера спланировала чайка, уселась на рее, потопталась, устраиваясь поудобнее, оступилась, взмахнула крыльями и с недовольным криком улетела прочь.

Сигэцу отлепил от нижней губы окурок, бросил его в грязную воду и поспешно отошел подальше: все-таки воняло здесь феноменально, особенно у самой воды. Странно, подумал он. Если человек - царь природы, то почему ему и всем его начинаниям повсюду сопутствуют не цветение и пышность, а смерть, грязь, отвратительная вонь и разрушение? Почему все, к чему мы прикасаемся, немедленно превращается в гниющие отбросы? Мы отвергли древних богов, и они за это лишили нас своего покровительства...

Он криво усмехнулся, поймав себя на столь непривычных мыслях. При чем здесь боги? Человек грязен, глуп и подл от природы, и незачем выдумывать каких-то богов, чтобы объяснить эти его качества. Их и не надо объяснять, их надо использовать себе во благо, и тогда ты сам заживешь как бог. А может быть, и лучше...

Он опять посмотрел на часы, а когда поднял взгляд от циферблата, заказчик уже был тут как тут. Он стоял на замусоренном причале в каких-нибудь трех метрах от Сигэцу, засунув руки в карманы легкой спортивной куртки, и было, как всегда, непонятно, откуда он взялся и как смог подобраться так тихо и незаметно.

Это был высокий и сутулый европеец с узким жестким лицом и непослушной копной темно-русых волос на голове. Лет ему было где-то от тридцати до пятидесяти: точнее Сигэцу определить не мог, да и не стремился. Одет заказчик был в джинсы, кроссовки и светлую спортивную куртку - ни дать ни взять турист, которого ненароком занесло в старую гавань. Это впечатление усиливал чехол видеокамеры, висевший на ремне через плечо. Руки заказчик держал в карманах куртки, а его глубокопосаженные глаза смотрели с весьма странным выражением, которое было трудно определить. Сигэцу не знал, что означает это выражение, но оно ему не нравилось.

- Хэллоу, мистер Смит, - подавив нервную дрожь и раздвинув губы в радостной улыбке, воскликнул адвокат. - Вы всегда появляетесь как привидение! Когда-нибудь вы сделаете меня заикой.