Шегети был не только хроническим дипломатом и картежником. У него были десятки, сотни, тысячи любовных связей — сколько именно, зависело от источника информации, которым вы пользуетесь. Проследить за дальнейшей судьбой всех своих любовниц он, разумеется, не мог. И наверняка понимал, что где-то на стороне у него может быть сын. Он вполне может признать меня своим сыном! Возможно, я сумею убедительно пересказать ему историю с приклеенными усами и доказать, что случилась она с моей родной бабушкой.
Люди входили и выходили из клуба «Портленд», но ни один из них не походил на Шегети. Около 4.00 к подъезду подкатило такси, из машины вышел мужчина в белом костюме. Это был Шегети.
Прошло еще часов шесть. Я просто умирал с голоду. Силой воли заставлял себя читать «Физику твердого тела» Х. М. Розенберга. Старался не думать о еде.
Примерно в 11.00 в дверях показался Шегети. Он был не один, с каким-то мужчиной. Тот, другой мужчина говорил ему: Знаешь, я только что подумал, что если бы пошел королем, то раскрылись бы бубны.
Бубны?
Это единственная масть, которая не была ими объявлена.
Не было у них этой масти, со вздохом ответил Шегети. Даже думать противно, но, похоже, дух приключений давно угас во всех этих современных играх. Впрочем, когда человек надеется на лучшее, разве возможно осуждать обычного игрока за нежелание раскрыть масть? Уже не говоря о малодушии и трусости его партнеров. Боишься ступить в неизведанные воды, не лезь играть! Мы живем в век полного вырождения.
В прошлый раз ты сам говорил, что мне надо было пойти королем.
Разве? Тогда беру свои слова обратно. Ты определенно должен ходить королем всякий раз, когда предоставляется такая возможность. Нечего сомневаться, когда на руках у тебя король! И если даже кто-то удивится, ты всегда можешь сказать, что пошел королем с моего ведома, это и есть квинтэссенция честной игры. Впрочем, будет об этом. Вот и мое такси.
И он сел в такси и уехал.
Куда он мог уехать, я понятия не имел.
Мужчина остался стоять на тротуаре. Я подбежал к нему и задыхаясь пробормотал:
Извините, ради Бога! Но я должен был доставить срочное послание мистеру Шегети, и вот видите — упустил его. Вы, случайно, не знаете, куда он направился?
Понятия не имею. В «Каприс» он вряд ли пойдет, можно попробовать поискать его в «Кваглинос». Ты играешь в бридж?
Нет. А где находится «Кваглинос»?
О Господи Боже!.. Не станешь же ты... Послушай, настроение у него сейчас отвратительное. И если он договорился встретиться там с кем-то, то вряд ли будет в восторге, если ему помешают. Почему ты не оставил записку в клубе?
Где находится «Кваглинос»?
Да, может, он вовсе и не туда поехал.
Тогда ничего страшного не случится, если вы скажете мне, где это.
Нет. Ну, так и быть, ладно. Бёри-стрит, если знаешь такую.
Где это?
В нескольких милях.
Я пошел к «Грин-Парк». Метро закроется через час. Возможно, он пересядет на другое такси, и уж тогда мне его ни за что не догнать, потому что у меня только проездной и одна фунтовая банкнота. Ладно, там видно будет.
В отеле «Грин-Парк» я спросил у дежурного за стойкой, где находится Бёри-стрит, и тот ответил, что совсем рядом, прямо за углом, примерно в десяти минутах ходьбы от Хаф-Мун-стрит. Станет ли человек брать такси, чтобы проехать столь короткое расстояние? Но то была моя единственная зацепка, и вот я зашагал по Пиккадилли, потом — по Сент-Джеймс-стрит и наконец нашел эту самую Бёри-стрит и «Кваглинос». Заглянул в зеркальную витрину, но почти ничего не увидел. И я не мог с уверенностью сказать, там ли находится мужчина в белом костюме.
Я уселся на ступеньки перед домом, прямо напротив «Кваглинос», и снова пытался читать «Физику твердого тела», но ничего не получалось, слишком уж было темно. Тогда я начал цитировать про себя Песнь первую «Илиады». Вообще-то я собирался выучить все это произведение наизусть, на тот случай, если вдруг окажусь в тюрьме. Будет по крайней мере чем занять ум.
Люди входили и выходили из «Кваглинос». Я закончил с «Илиадой», было около 12.30. Пара прохожих остановились и спросили, все ли со мной в порядке. Я ответил, что все в порядке. И начал повторять в уме слабые арабские глаголы. Моими любимыми всегда были двойные и тройные слабые арабские глаголы, потому что они практически исключали возможность применения императива. Но я заставил себя начать с начального хамза
28и тщательно все проработать.