Фильм подошел к тому моменту, где Мандзо возвращается в деревню и отрезает волосы Сино. С короткой стрижкой она будет похожа на мальчика и не станет представлять интереса для самураев. Не очень-то искусная маскировка. Сино навевает на Сибиллу скуку, она нажимает на кнопку и возвращается к работе.
Включает компьютер и начинает перепечатывать текст из журнала «Практические советы путешественникам в доме-фургоне» за 1982 год. И выглядит при этом, как человек, совершивший какую-то ужасную ошибку.
Должно быть, думает о моем дне рождения, до которого остался всего один день. Может, мне удастся притвориться, что я постиг суть всех недостатков лорда Лейтона, и лорд Лейтон — писатель был, по всей очевидности, автором статьи в том журнале, который она мне однажды показала.
Если бы я сказал что-нибудь о Лунной сонате, или «Yesterday», или же о драпировках на полотне лорда Лейтона — художника, то тайна бы была наконец раскрыта. Ну а что, если я скажу: «Знаешь, проблема заключается в том, что они, скорее, классицисты, а не классики. Оба пребывают в поисках правды и красоты, но не ради них самих, а лишь потому, что стремление к ним прослеживается в работах всех великих художников прошлого». Вот только будет куда труднее притвориться, что мне претят все эти качества, но, может, она не заметит?..
Я снова взял репродукцию и долго не спускал с нее глаз, и сделал вид, что поражен, как громом. Вообще-то она права — слишком уж много ткани в воздухе. Что ж, теперь лишь остается как можно небрежнее прокомментировать эти излишества и выразить не только соболезнования в адрес их создателя, но и возмущение надуманной красивостью.
ПРАКТИЧЕСКИЕ СОВЕТЫ ПУТЕШЕСТВЕННИКАМ В ДОМЕ-ФУРГОНЕ! воскликнула Сиб. Что, Бог ты мой, такого особенного можно посоветовать путешественникам в фургоне и почему слово «практические» призвано добавлять привлекательности этому роду занятий? С тем же успехом можно придумать: «Непрактические советы по плаванию в лодке», «Непрактические советы по вязанию»! Сама я купила бы любое из вышеперечисленных изданий, но не имею ни малейшего интереса к вязанию, лодкам и уж тем более, упаси меня Господь, к путешествиям в домах-фургонах!
Я взял журнал и в сотый раз раскрыл его на той странице, где была напечатана статья. Да, с этим будет посложнее. Лунная соната, напомнил я себе. «Yesterday». И я начал перечитывать ее в надежде увидеть то, что увидела она.
Ужас! Кошмар! восклицала Сибилла.
Сегодня она печатала минут пять. И стало быть, заработала всего 1 фунт 35 пенсов.
При этом, заметьте, я своими расспросами ее от работы не отрывал. Нет, она снова принялась смотреть «Семь самураев».
Я пошел наверх. Она на меня даже не взглянула.
Я обшарил всю ее комнату, но конверта так и не нашел.
Сегодня мой день рождения. Сибилла ничего не сказала. Я рассчитывал, что она все же скажет, когда я начну открывать подарки, но она не сделала этого.
Я сказал: Знаешь, мне кажется, проблема заключается в том, что лорд Лейтон скорее классицист, а не классик.
Он пребывает в поисках правды и красоты, но не ради них самих, а лишь потому, что стремление отразить их прослеживается в работах всех великих художников прошлого. Примерно то же самое можно сказать и об авторе той статьи.
Гм, буркнула Сибилла.
Тут я испугался — вдруг она попросит меня уточнить, что именно то же самое, и быстро вставил: Извини за то, что назвал его запись полной чушью и ерундой. Он заслуживает нашей жалости.
Мне показалось, что Сибилла с трудом сдерживает смех.
Я спросил: Что еще я должен сказать?
Она загадочно ответила: Не там ищешь.
Я сказал: Просто хочу знать, кто он.
Так ты что же хочешь этим сказать, что тебе безразлично, каков он и что из себя представляет? Вот ты прочел сотни книг о путешествиях. Какая из них, по-твоему, написана хуже всего?
Я не колебался ни секунды.
Вэла Питерса, ответил я.
У этого Вэла Питерса был роман с одноногой камбоджийской девушкой, и он написал книгу о Камбодже и девушке и этом ее обрубке, и книга эта была полна поэтических реминисценций и рассуждений на тему того, что осталось от страны и от ее ноги. То была худшая из книг, которую мне довелось прочесть в своей жизни. При всем этом его нельзя было назвать таким уж скверным писателем. Несмотря на то что мне было всего восемь, я понял, что писатель он вполне приличный.
Она спросила: Ну, допустим, это был бы он. Тебе до сих пор хочется знать наверняка?
Я спросил: Так это он?
Она воскликнула: ВЭЛ ПИТЕРС! Но этот человек истинный поэт.
Я спросил: Так кто он?
Она ответила: Тебе незачем это знать. Уж поверь мне. Почему ты мне не веришь?
Я ответил: Потому, что ты на этом спекулируешь.
Сибилла сказала: Что ж, возможно, ты прав. Не возражаешь, если я взгляну на книжку по аэродинамике, которую тебе подарила?
И, не дожидаясь разрешения, она взяла книгу со стола, открыла ее, начинала читать, и на лице ее возникала улыбка.