Ветер завывает. Льет холодный дождь. Оторвавшийся кусок коричневой бумаги, которым заклеено оконное стекло, хлопает на ветру.
Мы сидим в постели и смотрим шедевр современной кинематографии. В то утро я проторчала за компьютером часа три, но с учетом того, что меня постоянно отрывали, печатала не более полутора часов. Наконец я сказала, что иду наверх и буду смотреть «Семь самураев», & он тут же сказал, что тоже будет смотреть. Л. прочел «Одиссею» с первой по десятую песнь; историю о Циклопе перечитывал, наверное, раз шесть. Он также прочитал о путешествиях Синдбада-морехода, три главы из «Алгебры для всех», несколько страниц из «Метаморфоз», «Калилы и Димны» и «Я Самуил», следуя какой-то своей, особой схеме, которая была недоступна моему пониманию. И всякий раз прочитанное вызывало море вопросов.
Я знала или по крайней мере просто пыталась внушить себе, что это в любом случае лучше, нежели японский (поскольку могла ответить на 80 процентов вопросов). На то чтобы прочесть «Илиаду», у него ушел год, а потому сама не пойму, с чего это я взяла, что он всего за три недели прочитал десять песен «Одиссеи».
А потом вдруг подумала, что «Книга Пророка Ионы» всего на четыре страницы длиннее и что на вопросы по ивриту отвечать легче, чем на вопросы о японском. Теперь уже поздно говорить о том, что я имела в виду Иеремию.
Я должна была печатать «Усовершенствованный способ уженья удочкой», обещала сдать к концу недели, но в тот момент показалось, что куда важнее сохранить здравый ум. Продолжать печатать невозможно, иначе это невинное дитя просто доведет меня до безумия своими вопросами.
Кроме того, с целью сохранения здравого ума я за последние семь дней не написала ничего для потомства. Процесс писания начал казаться удручающим — принявшись за Моцарта, я вспоминала маму, бурно играющую на пианино Шуберта, аккомпанируя дяде Бадди. Бог ты мой, Бадди, говорила мама, что это с тобой, ты поешь, как какой-нибудь треклятый бухгалтер. И она с грохотом захлопывала крышку пианино, & грохот этот эхом разносился по всему мотелю, последнему приобретению отца, где еще не успели закончить отделку, & даже по шоссе, а дядя Бадди знай себе насвистывал тихонько да помалкивал. Так что пользы вспоминать все это?..
Потом вдруг вспомнилась не знаю где и когда вычитанная строчка: «Мой долг как матери состоит в том, чтобы сохранять веселость, & еще мой долг состоит в том, чтоб следить за работой гения & оставить всякие там сочинения и «Усовершенствованные способы уженья».
Я говорю Л.: Куросава получил приз за фильм, который сиял перед этим, называется «Расёмон». Это фильм о женщине, которую изнасиловал бандит. В том фильме история рассказывается четыре раза, причем всякий раз ее рассказывает кто-то другой. А в этом фильме все гораздо сложнее, история рассказывается один раз, но ты видишь ее как бы с восьми точек зрения, а потому следует смотреть его очень внимательно, чтобы понять, где на самом деле правда.
Он отвечает: Угу. И тихонько бормочет себе под нос что-то по-японски & умудряется при этом вслух читать субтитры.