Последний самурай

И еще сказал: Не знаю, кто там вас учил, но... Откуда вы, из Филадельфии, да? Позвоните вот этому человеку, можете назвать мое имя. Не звоните, если не собираетесь работать дальше, но если настроены серьезно... Нет, знаете что, лучше пару месяцев вообще ему не звонить. Попробуйте позаниматься самостоятельно, и если увидите, что желание не прошло, можете ему позвонить.

И он записал на бумажке имя & номер телефона и отдал ей, и она сунула ее в сумочку. И спросила, можно ли играть это упражнение в си миноре, и он рассмеялся и сказал, что 50 процентов времени она может играть его в си миноре, но при одном условии — чтобы запястье оставалось расслабленным. Линда поблагодарила мужчину, подхватила свою сумочку, скрипку, альт, мандолину и флейту и вышла из комнаты.

Еще минута — и вот она уже на улице, разглядывает высоченные здания. Впереди был еще целый день.

Если бы ее приняли в Джульярд, она поднялась бы на Эмпайр-Стейт-билдинг и смотрела бы сверху на город, который завоевала. Весь Нью-Йорк лежал бы у ее ног.

Но ей не хотелось подниматься на Эмиайр-Стейт-бил-динг, так что вместо этого она направилась к отелю «Плаза», чтобы посмотреть на знаменитый фонтан, в котором плескался и танцевал в чем мать родила Фитцджералд со своей женой Зельдой. Позже она рассказывала, что стояла у фонтана и содрогалась от рыданий, но в то же время понимала, что это был счастливейший день в ее жизни. Потому что когда ты младшая из пяти братьев и сестер, никто не принимает тебя всерьез. А теперь наконец нашелся человек, принявший ее всерьез, оценивший как музыканта, велевший заниматься по целых четыре часа в день над одним упражнением! Если уж в Джульярде сказали такое, отцу тоже придется принимать ее всерьез, & — о чудо и радость! она одна из всей семьи станет настоящим музыкантом!

Вообще-то ей всегда хотелось стать певицей, но для начала и этого достаточно.

Начал накрапывать дождь, а потому она отправилась в универмаг «Сакс» на Пятой авеню посмотреть на свитера и кофточки, а потом вернулась на вокзал и села в поезд до Филадельфии.

Добралась до дома, но там, похоже, никто так и не понял, что ее наконец-то приняли всерьез.

Да что он понимает? сказал мой дедушка. Кто вообще о нем слышал? Если он такой гений, так почему никто о нем ничего не слышал, а?

Мне нужно заниматься, ответила мама, и подошла к пианино. Села, занесла руку над клавишами, расслабила запястье — ощущение показалось новым и непривычным. Потом начала играть, и на протяжении часа из гостиной доносились какие-то совершенно чудовищные прыгающие звуки. Все дети в семье сносно играли на пианино с трех лет, но никто из Конигсбергов прежде не играл в такой манере. А мои бабушка с дедушкой сказали, что в жизни не слышали ничего более ужасного.

Мои бабушка с дедушкой и прежде считали, что нет ничего хуже, чем слушать прелюдию Шопена № 24 ре минор по 30 раз на дню. Теперь же они поняли, что сами не осознавали своего счастья. И бабушка не выдержала, и сказала Линде: Послушай, детка, почему бы тебе не сыграть ту красивую пьесу, которую ты играла раньше, а?

На что моя мама ответила, что на протяжении ближайших двух месяцев не будет играть ничего, кроме этого упражнения.

Тем временем все домашние недоумевали, куда подевался Бадди. Уехал со своим другом, не сказав никому ни слова.

Мама высказала предположение, что, может, они поехали в город присмотреть себе по свитеру.

Мама каждый день занималась по нескольку часов. Занятия давались ей трудно, еще тяжелее было все это слушать. Сначала все думали, что скоро она сдастся. Но проходили дни, а жуткие прыгающие звуки не стихали.

Видно, бедняжка просто не знала, чем еще заняться.

Она вспоминала прослушивание, и некоторые его моменты приводили ее теперь в смятение, особенно эта соната на скрипке с тремя повторами и новое, неизвестно откуда возникшее анданте — они просто преследовали ее. Единственное, что ее утешало, — то, что она не осмелилась тогда открыть рот и запеть. Но даже после трех недель усердного исполнения упражнений она вовсе не была уверена в том, что сможет снова войти в ту комнату и показать, на что способна.

Дядя Бадди и моя мама мечтали стать певцами, потому что любили оперу. Но не знали, что надо делать для того, чтобы ими стать.

Однако оба были уверены в том, что музыкальная школа — вовсе не то место, куда принимают любого Тома, Дика или Гарри. Нет, туда наверняка надо являться со своими инструментами, а уже потом показать, что умеешь играть на них и петь. Но после прослушивания моя мама подумала, что дело обстоит несколько иначе. Если уж перед тем как сыграть там на пианино, человек должен преодолеть своего рода пустыню чисто технической изнуряющей работы, то любой другой инструмент, и даже голос, окружает в точности такая же пустыня.

И мама продолжала играть упражнение. В школьном хоре она в свое время не пела, потому что большую часть времени там занимались подготовкой к разным христианским торжествам. Так что кто его знает, что надо делать и куда идти, чтобы стать певицей?