Последний самурай

Доиграл до конца, и в зале снова грянули аплодисменты. Ямамото вышел, потом вернулся на сцену и снова уселся за рояль. И начал играть вариации на тему Роберта Шумана.

Вариации на темы Роберта Шумана подошли к концу, в зале грянули аплодисменты. Ямамото вышел, потом вернулся на сцену и сел за рояль. И заиграл вариации Вебера для фортепьяно, опус 27.

Вариации Вебера подошли к концу ровно через шесть минут, в зале грянули аплодисменты. Ямамото ушел со сцены, и тут настал антракт.

Я купила Людо мороженое и принялась читать напечатанную в программке шотландскую балладу «Эдвард».

Антракт подошел к концу. Было около 9 вечера.

Мы вернулись в зал и сразу почувствовали, что там царит необычное оживление. Слышались ропот и возгласы, человек десять тихонько хихикали. На сцене появилось множество предметов, которых не было прежде. Выстроились в ряд барабаны различных размеров, на стойке красовались медные колокольчики и два бокала с водой, — сразу и не поймешь, что там еще было. Ямамото вышел на сцену, в зале грянули аплодисменты. Он сел за рояль и заиграл.

Сперва мне показалось, что он начал играть опус 10 на основе старинной шотландской баллады под названием «Эдвард», этого произведения мне прежде ни разу не доводилось слышать. Но затем я поняла, что ошибалась. Он сыграл несколько тактов — из пяти или шести аккордов — и повторял их снова и снова. Я понятия не имела, присутствовали эти аккорды в опусе 10 или нет. Иногда случается увидеть картину, где художник нанес краски на полотно, а потом взял да и соскоблил их почти все. Вот так и Ямамото начал «соскабливать» почти все звуки, и так до тех пор, пока от них почти ничего не осталось. Но даже тишайший звук, издаваемый фортепьяно, умирает не сразу, & он, по всей видимости, раз девять или десять давил на педаль во время этого умирания, так что слышались как бы отголоски других, уже почти затихших звуков. А может, просто придерживал эту педаль или не трогал ее вообще, не знаю. Трудно было понять, чем он там занимается. И я подумала, что, видимо, этот фрагмент действительно принадлежал опусу 10, но он решил дать публике возможность услышать его во всех вариациях. Хотя, с другой стороны, эти вариации никак нельзя было назвать цельным произведением. Продолжалось все это минут двадцать или с полчаса. Затем он сделал паузу и принялся вытворять то же самое уже с другим фрагментом. И это тоже продолжалось минут двадцать или с полчаса. Потом снова пауза, и вот он заиграл произведение, действительно похожее на опус 10 по мотивам старинной шотландской баллады «Эдвард», но в котором содержались два тех самых фрагмента, которые он играл на протяжении последнего часа. Это продолжалось семь минут. Он перестал играть, в зале грянули аплодисменты.

Ямамото встал & подошел к стоявшим на сцене барабанам и ударил по одному из них палочкой. И пока над залом висело тягучее «бу-у-у-м», успел вернуться к роялю, сел н заиграл опус 10 ре минор. Продолжалось это пять минут. Он перестал играть, и в зале грянули аплодисменты. И еще — многие люди поднялись с мест и вышли из зала.

Было почти 10.15. Людо спросил, зачем он сыграл то же самое по новой? И я ответила: «Потом объясню», и кто-то услышал и засмеялся, и сказал, что не прочь стать мухой ил стене. Людо вновь погрузился в чтение «Зова предков».

Следующие семь с половиной часов Ямамото играл опус 10 ре минор, порой казалось, что он сыграл совершенно одинаково раз пять подряд, но то было ошибочное впечатление., потому что на середине одной из фраз он вскакивал, звонил в колокольчик, или включая дрель, или же пользовался волынкой. Но иногда ничего подобного не делал, а играл все отрывки один за другим, как и положено. Некоторые из этих экзотических инструментов звучали вживую, звуки других воспроизводились по звукозаписи; и вот через шесть с половиной часов он перестал вскакивать и воспроизводить эти странные звуки, включил какую-то другую пленку, а сам, как ни в чем не бывало, продолжал себе играть. Оказалось, что на пленке записаны городские шумы, движение машин и прочего транспорта & еще шаги и разговоры людей, а он знай себе играл опус 10. И сыграл его раз десять, а потом и эта запись кончилась, но публика мало что слышала из-за всех этих шумов, а потому вполне возможно, что играл он всего две фразы из опуса 10. В 5.45 и эта запись подошла к концу, и музыкальное произведение тоже подошло к концу, и на протяжении 20 секунд в зале стояла полная тишина, а затем он снова заиграл то же самое произведение, чтобы теперь, когда ничто не мешает, публика расслышала хорошенько. Так он играл минут шесть, а затем перестал, и в зале снова наступила полная тишина, а потом он опять опустил руки на клавиши.