Последний сеанс

– Таким образом, нами установлено совершенно точно. Не существует по отдельности экзорцистов Воронович и Лисич. Есть один человек Лисич-Воронович. Но – томный взгляд подведенных глаз на зрителей – человек ли это? Заставка, реклама.

Воронович взвыла, швырнула утюгом в телевизор. Поревела, покурила, умылась холодной водой, сделала макияж. Выписала от своего имени на свое имя рецепт на транквилизаторы, достала из сумки печать, подышала, решительно трахнула на рецепт. Спустилась к машине и поехала на работу.

Лисич, напротив, обожал метро. Там, с развернутыми на коленях цветными таблоидами, обитали его поклонницы. Лисича узнавали в поездах, просили об автографах и сфотографироваться на фоне уплывающих вагонов. Было даже, что две неуклюжие тетки в длинных черных юбках и черных платках на голове с шепотом «он!», переходящим в радостный визг «Он! он!», скакали за ним по эскалатору, чтобы поцеловать нижний краешек его длинного вязаного свитера. Пока одна целовала, другая незаметно вырезала кусочек вязаной ткани с правого бока на сувенир.

Лисич целый день смеялся, просовывал два скрюченных пальца в аккуратную дырку на боку и каркал:

– Заплатку ведь можно поставить, а? Хороший свитер! Люблю!

Мистическая чушь вокруг сеансов работала не только на популярность психотерапевтов, но и на эффективность самого Метода. Клиенты, уверовав во всемогущество наставников, исцелялись, бывало, мгновенно. Впечатлительные девушки в разгар спектакля ненависти вдруг бросались на пол и бились в конвульсиях. На сцену вбегали врач с двумя санитарами, уносили девушек в комнатку с кушеткой, где приводили в чувство. Неопределенно верующая Воронович отворачивались и украдкой быстро-быстро крестилась. Девушки стуча зубами об край стакана с водой и блестя глазами с восторгом рассказывали, как что-то почувствовали. Почувствовали, как нечто чужое и злое оставляет их навсегда-навсегда. И это было прекрасно. Страшно. Но прекрасно!

Даже Лисич после такого был немного не в себе. Тер подбородок, рассыпая пепел с сигареты, и, как бы извиняясь, бормотал:

– Вроде бы хорошее дело делаем. Но ощущение… Что всех наебали.

С днем рождения, Лисич!

В тот день, когда Лисичу исполнилось 70, он снова почувствовал, что устал. Совсем устал.

– Надоело мне все, – равнодушно каркнул Лисич. – Давай дальше сама.

Воронович ни слова не сказала против. Ни о чем не спросила. Сама, так сама.

Они сидели вдвоем за праздничным столом в загородном просторном доме дачного поселка, некогда принадлежащему институту таких-сяких наук трам-па-пам СССР. Пушистые лапы полувековых сосен упирались в окна веранды и со скрежетом елозили по стеклу.

На столе стоял убранный глупыми кремовыми розочками пятикилограммовый торт с надписью «С днем рождения, Лисич!». Комната тонула в цветах, которые присылали и присылали поклонницы. Охапки цветов принимала также Секретарша в офисе у Арбатских ворот.

Они проработали вместе 19 лет. И ничего друг про друга не знали. За это время они могли бы стать друзьями, любовниками. Или хотя бы близкими и родными. Но так и остались – научным патроном и смышленой рыжей аспиранткой. Кто поймет эту чудную парочку! Быть может в их отношениях – холодных, отстраненных, с навеки установленной субординацией – было не меньше страсти и любви, чем в тех, где жаркой ночью шепчут «я люблю тебя!». Во всяком случае, вне сомнения, куда больше верности и постоянства.

Лисич с облегчением отбросил костыли и плюхнулся в инвалидную коляску. Колесил по дому, обучал домработницу готовить индийские блюда. Бубнил Бхават-Гиту, правильно дышал и пил по утрам теплую воду. Много читал, много смотрел на сосны из окон веранды. Иногда принимал журналистов, которым давал длинные пространные интервью о грядущем крахе всего и вся и в особенности России.

Теперь – сама

К 51-году Воронович стала стильной интересной дамой. Носила красивые очки, блестящую ухоженную копну рыжих волос, гладкую челку и ярко красила губы. За время работы с Лисичем двужильная Воронович успела получить высшее психологическое образование, защитить магистра и доктора за рубежом, получить членства во всевозможных профессиональных и не очень сообществах. Все, кто видел ее по телевизору, ходил на ее семинары, слышал ее лекции в поточной аудитории психфака МГУ, встречались с ней на научных конференциях, видели перед собой именно это – яркую, успешную, уверенную в себе, идеальную с головы до ног 51-летнюю женщину.

Сама Воронович сняла под психотерапевтический театр другое помещение. Отремонтировала и вновь начала практику со всей командой: Секретаршей, врачом, двумя санитарами и бухгалтером. Все они были людьми закаленными – трезвыми, обученными Лисичем. Ценили в жизни комфорт, деньги и не верили в чертей.

После перерыва на переезд и ремонт, а, главное, ухода Лисича в загородное сосновое небытие, от театра отвалилась большая часть не в меру восторженных мистически настроенных дамочек. Сеансы освобождения от ненависти проходили сравнительно спокойно и миролюбиво.