Последний Секрет

Пока мы разговаривали, к нам осторожно стал подтягиваться народ, чтобы поглазеть на шкуру Кузури и на меня, а после, каждый хотел вставить свое слово в рассказ капитана.

Пока меня провожали до дверей корчмы, я наслушался всяких историй и предположений, но ничего нового не узнал, – перебивая друг друга, народ болтал глупости да приметы, несусветицу одну. Ещё я узнал, что кузури обосновался около града уже как с месяц почти, страшил всю округу и даже убил двоих рыбаков, и одного стража, который хотел его изловить.

Ведомый горланящей толпой, я позволил потоку нести меня по непроглядным улицам и затащить в корчму. Под не высоким потолком таверны горела всего одна люстра и, несмотря на то, что на каждом из столов стояли свечи, помещение казалось темноватым, но уютным. Стоит заметить, если бы не вездесущий запах гнильцы, находиться здесь было бы ещё приятней. На стенах висели чучела огромных рыб, видимо пойманные местными жителями в Шеорде, а в углу стояла большая печь, заменяющая камин, на ней же бурлило какое-то варево в огромном чане. Владелец, бывший по совместительству вдобавок и поваром, уже ждал меня и сразу предложил сесть за массивный деревянный стол. Этот большой и улыбчивый человек сразу угостил меня элем, что к слову особо вкусным не был, и поставил перед носом большую миску с бурдой из чана, что оказалась оленьей похлебкой.

Горожане решительно были настроены на празднества, однако насытив себя я ощутил, как на меня навалилась дремота, так что я посидел с ними ради приличия некоторое время, а после вежливо рыгнул и, сославшись на усталость, поспешил наверх по скрипучим ступеням, оставив люд веселиться дальше.

Спальня выглядела не очень, – кровать заменял набитый соломой лежак, накрытый козьими шкурами, а над изголовьем висел уже завядший венок полевых цветов. Несмотря на гул внизу, слышно который было хорошо из-за дыр в стене, я заснул почти мгновенно.

Мне, как часто бывало, приснился дом, который я не видел с детства, и о котором вспоминать старался редко. Воспоминания мешались с моими фантазиями, превращаясь в кашу из видений, и было не понять, был ли то кошмар или отголоски моей памяти.

Я, вместе с братьями, бежал по покрытой мелким снежком земле, недалеко от крепости Студстэйн, где я и был рожден. Вооружившись деревянными луками, мы охотились на белых полевых зайцев, что так хитро умеют прятаться в покрытой инеем траве. Мой старший брат Маро, бежал впереди, выслеживая добычу и предупреждая нас взмахами руки. Он всегда был лучшим охотником, – ступал тихо и быстро, что и хворостинка под пятой не треснет, так что с самого детства он вел стаю на охоту, как и положено по праву, оставляя нас с Феаром всегда позади. Феар был не на много старше меня, и мы всегда находили общий язык, были близки в размышлениях и делах, и часто проводили время вместе. Я не представляю, как ему было тяжело, когда я покинул дом, оставив его прозябать там в одиночестве. Иногда во мне возникает желание написать брату письмо, но опасения того, что оно попадет не в те руки, всегда меня останавливает.

Вот я крадусь по чистому мерзлому полю вслед за братом и прислушиваюсь к каждому шороху, будь Неро со мной, он бы показал мне добычу, но в те времена мне приходилось полагаться на обычные чувства. Маро машет рукой, и я замечаю среди нечастого былья мелькнувшую шкурку беляка. Долго не целясь, я отпускаю тетиву, и стрела пролетает мимо, только напугав животное. Заяц пускается в бега, тщательно петляя по снегу, его белесая шкура лоснится на солнце, мех развивается на холодном ветру, каждый его прыжок грациозен…

Его тельце пробивает стрела, пущенная Амарондиром, обагряя серую землю и чистую шерсть ярко красными сгустками. Мне жаль зайца, даже не знаю почему.

Я смотрю в его замершие черные глазки, и стараюсь не расплакаться от сожаления и сострадания. Он был так красив…

– Ну, не плачь, – Маро похлопал меня по спине, – что ж ты за охотник, если жертву жалеешь?

Как чудно, но во сне я помнил голос брата, как будто он стоял прямо предо мной, глас детский, но серьезный и немного надменный, как и сам Амарондир.

– Но, он был… таким белым и чистым…– услышал я свой срывающийся голосок.

Я не мог перестать смотреть на трупик маленького, ни в чем не повинного животного, которого лишили жизни ради детской и глупой забавы те, кому никогда ни в чем не отказывали. В голову лезли детские мысли о том, что косой мог еще прыгать по травке, и жевать цветочки, и вернуться к зайчихе…

Слезы полились из моих глаз на потеху Маро, который наоборот заливался от смеха, глядя на меня, – осунувшегося, унылого, с опустившимися руками и глупо болтающимся луком за спиной.

Сзади бесшумно приблизился Феар, и встал рядом.

– Почему ты плачешь маленький братец?– Спросил он, и его голос звучал как то по взрослому,

– Разве тебе было жаль другого зайку, что ты зарезал?

– Я?.. Зарезал? Какого? – Всхлипывая, спросил я, а Феар молча кивнул на тельце беляка, лежащее у нас под ногами.