Последний секрет Парацельса

– Во-первых, – начал майор, – в отношении смерти этой девчонки, Ляны: в лаборатории сделали экспресс-анализ содержимого ее желудка. Результаты, конечно, еще будут перепроверять, и официального заключения пока нет (вы не представляете, чего мне стоило выцарапать предварительную информацию, но дело того стоило!). Тем не менее уже сейчас можно сказать, что Ляна отравлена люминалом.

– Люминалом? – удивленно переспросил глава ОМР. – Тем же снотворным, что обнаружили при эксгумации тела Людмилы Агеевой?

Я невольно напряглась при упоминании имени подруги. По мере того, как шло расследование, я как-то отстранилась от личностного аспекта, и теперь Карпухин напомнил мне о том, что два человека из нашей команды потеряли близких. Я украдкой посмотрела на Леонида. Он сидел прямо, как прилежный ученик на уроке у строгого учителя, весь обратившись в слух. От его обычной апатии не осталось и следа: что ж, наконец и его пробрало. Я бы только порадовалась такой перемене, если бы не трагизм обстоятельств!

– Именно! – победно сверкая глазами, отозвался майор. – Странное совпадение, верно?

– Это дело все целиком состоит из совпадений, – пробормотал Лицкявичус, надавливая пальцами на прикрытые веки: очевидно, бессонные ночи все же дают о себе знать. – Люминал, значит? Его ведь отпускают только по рецепту, да, Паша?

– Только, – кивнул Кобзев: кому, как не ему, психиатру, знать все о снотворных и успокоительных средствах. – Норма отпуска – десять-двенадцать таблеток при обязательном наблюдении врача. Средство довольно сильное, быстро вызывает привыкание при регулярном применении. Лично я стараюсь таких препаратов не выписывать, чтобы потом не было лишней головной боли!

– Вообще удивительно, что у девочки ее лет могло оказаться такое средство, – пробормотала я. – Правда, она ведь лечилась у психиатра…

– Кстати, о психиатре! – хлопнул себя по ляжкам Карпухин. – Я с ним связался, и он сказал, что не выписывал Ляне никаких снотворных. У нее вообще не было проблем со сном. Личность у девицы и в самом деле была очень нестабильная, часто случались истерики, потом накатывала депрессия – особенно когда она еще жила дома. Между прочим, именно ее психотерапевт настаивал на смене обстановки, которая может помочь преодолеть кризис личности. По его словам, они поддерживали постоянную связь, и Ляна изменилась в лучшую сторону, чувствовала себя довольной, говорила, что нашла друзей, они хорошо к ней относятся, и вообще, похоже, была вполне счастлива. Психоаналитик не может объяснить, что вызвало внезапный срыв и желание покончить с собой.

Мы все молча переваривали информацию. Я старалась не смотреть ни на кого из присутствующих, боясь прочесть на их лицах сочувствие.

– Кстати, – продолжал Карпухин, – я поинтересовался у психоаналитика, в чем конкретно состояла проблема Ляны. Он выразил недоумение по поводу того, что девушка могла близко к сердцу принять слова Агнии во время неприятной беседы в палате реанимации. Дело в том, что у Ляны как раз были проблемы с чувствительностью, и ее родители обратились к специалисту по этому поводу. Он сказал, что Ляна страдала синдромом бесчувственности.

– Удивительно! – воскликнул Павел. – Этот синдром, знаете ли, просто так не возникает. В основном он наблюдается у изнасилованных женщин, а также у проституток, которые по определению являются жертвами регулярного насилия.