Последний секрет Парацельса

– Верно, – закивал майор. – Ляну изнасиловали. Она участвовала в областном конкурсе красоты и заняла второе место – девка хороша, что и говорить! Естественно, мужиков вокруг крутилось немереное количество, все мечтали пообщаться. Одному такому простого общения оказалось недостаточно, и он захотел большего. Ляна не желала иметь с ним ничего общего, он начал преследовать ее повсюду, куда бы она ни направлялась. Потом ему это, видимо, надоело, и мужик просто затащил ее в подъезд ее же дома и сделал, что хотел. Его быстро взяли, завели уголовное дело, но Ляна, как выяснилось, пострадала не только физически. У нее и раньше были определенные проблемы: она считала себя исключительной личностью, самой красивой, самой успешной – что ж, отчасти это правда. Ляна всегда отлично училась, ее все любили – за красивую внешность, за хорошие оценки. Она была единственным ребенком в семье состоятельных родителей, те ничего не жалели, чтобы дочурка чувствовала себя счастливой и ни в чем не нуждалась. Наверное, папа с мамой немного перестарались и вырастили законченную эгоистку, которая считала себя лучше всех на свете только потому, что так ее воспитывали с раннего детства. Возможно, ее вина есть и в том изнасиловании – хотя я, конечно, не говорю, что оно не являлось преступлением и мужика посадили зря. В общем, после изнасилования состояние Ляны усугубилось, она почти перестала общаться с близкими, потеряла всех своих друзей. На семейном совете приняли решение ее лечить. Психоаналитик говорит, что за полгода она сделала огромные успехи, но утверждает, что рекомендовал девушке продолжать лечение в Питере, даже дал ей адрес и телефон хорошего врача. Она так ни разу ему и не позвонила, хотя в телефонных разговорах со своим доктором утверждала, что посещает сеансы.

– Не девочка, а сплошная китайская головоломка! – пробормотал Никита.

– Это точно, – усмехнулся майор. – Так что, Агния, можете не волноваться: никакого отношения к смерти Ляны вы не можете иметь просто потому, что она не могла переживать по поводу вашей выволочки: ей, в сущности, было глубоко наплевать. Это доказывает и еще один факт: утром того дня, когда ее убили, Ляну видели в обществе Дениса Агеева.

– Дениски?! – вырвалось у меня. – Что они делали?

– Да ничего такого, за что дают тюремный срок, успокойтесь, – поморщился Карпухин, словно мой возглас причинил ему физическую боль. – Сидели в кафе и выглядели вполне довольными жизнью. Их видели другие практиканты, работники заведения все подтвердили. Ляна веселилась, смеялась, в общем, совершенно не выглядела несчастной!

– Вполне типичное поведение для синдрома бесчувственности, – кивнул Павел. – И совсем не характерное для того, кто готовится совершить самоубийство.

– А теперь, – загадочно сказал майор, опираясь на колени и подавшись вперед, словно пытаясь стать ближе ко всем нам, сидящим полукругом вокруг стола Лицкявичуса, – самое интересное.

Так это, значит, еще не все?! Я чувствовала себя так, будто с меня свалилась десятитонная бетонная плита, и все никак не могла поверить в то, что моим мукам совести настал конец. Я не виновата в смерти Ляны, и это самая лучшая новость, какую только можно себе вообразить. Тем не менее Карпухин, оказывается, кое-что приберег «на сладкое».

– Вика дала мне адрес домена «Парацельс. com», – продолжал майор, – и угадайте, с чьим адресом он совпал?

– Ну? – требовательно сказал Лицкявичус.

– Так с Ляниным же!

– Вот это… номер! – с запинкой проговорил Павел. – То есть это Ляна создала сайт?

– Если не она сама, то кто-то, определенно имевший доступ к ее компьютеру, – подтвердил Карпухин. – Мне даже кажется, что девчонка одна не осилила бы такую работу – по словам одногруппников, она разбиралась в компьютерах, как, простите, свинья в апельсинах! Говорят, она и с мобильником-то своим не дружила, не то что с компом. Но и это не все. В квартире Ляны и в самом деле обнаружили компьютер, но тогда его осматривать не стали, ведь налицо была версия о самоубийстве. Теперь же, узнав о домене, я отволок компьютер Ляны на экспертизу. Знаете, что нашел?

– Что? – почти одновременно спросили мы.

– Ни-че-го! Системник выпотрошен полностью – ни одного диска, хотя там, судя по всему, их было два.

– То есть как это – выпотрошен? – не поняла я.

– Ну, пустой он, Агния, – пояснила Вика.

– Ага, – кивнул майор, – совсем пустой – просто коробка, без начинки.

– Но погодите-ка, – проговорил Лицкявичус, потирая подбородок, – а как же «предсмертная» записка? Разве ее не на том же компьютере печатали?

– Вот именно! – развел руками Карпухин. – Эх, Андрей Эдуардович, тебе бы в органах работать…

– А я и так в них работаю, – ответил глава ОМР.

Всем была очевидна игра слов, но сейчас как-то не до юмора.

– В общем, дело в следующем: сейчас невозможно определить, печаталась ли записка на компьютере Ляны, потому что на клавиатуре отсутствуют отпечатки, а следы документа исчезли, когда вытащили диски.

– Нет отпечатков? – переспросил Никита. – Ничьих?

– В том-то и дело! – довольно ухмыльнулся майор. – А это что значит?