Последний шаман

Харги внимательно следил за стариком, покуда не находя в его действиях никакой опасности. И белый продолговатый предмет в его руке почти не насторожил Харги. Когда Улькан, осторожно орудуя ножом, вспарывал рукав комбинезона Николая, обжигаясь о колючие искорки на концах перерезанных проводов, Харги проявил любопытство. Он встревожился лишь тогда, когда белый предмет с глухим хлопком впрыснул в плечо Николая дозу пенициллина. Но было уже поздно. Заметался в испуге Харги, забился в мелких судорогах, в лихорадочной дрожи, ускоряя кризис. Уставший от бесплодных попыток вырваться на свободу, обездвиженный, затравленно замер, с ужасом чуя, как с каждой минутой навсегда теряет свои чёрные силы…

Улькан выплеснул из кружки остатки чая и отряхнул с коленей галетные крошки.

— Ты хорошо спи, однако, — сказал он, указав мундшуком своей трубки на солнце, поднявшееся высоко над перевалом, — Теперь будет совсем хорошо, много здоровья.

Был лёгкий морозец. Николай стоял у палатки, чуть пошатываясь, и счастливо щурился на яркое, совсем уже мартовское солнце. Качи, выбравшийся из спального мешка, поднял голову и приветственно застучал хвостом по снегу.

— Ты представляешь, — сказал Николай, — Маяк просох и заработал. Сейчас мы заведем снегоход, зарядим аккумулятор и закажем с попутным почтовым малиновое варенье к чаю. И еще новый комбинезон, а то левый рукав теперь совсем не греет.

— Малина тебе сейчас шибко хорошо, — согласился старик, — Попроси мало–мало.

Николай с наслаждением потянулся, расправляя плечи. Даль была непривычно прозрачна и светла, как это бывает лишь в горах. Свежий снег ослепительно искрился на крутых склонах и широких лапах елей. Чистый морозный воздух бодрил, вызывая чувство неудержимой радости и ощущение абсолютной свободы. Хотелось прыгнуть высоко–высоко и достать рукой до самого неба.

— Какая красота, — сказал Николай, — Как будто во всём мире не осталось ни капли зла. Только добро и красота. И никакого Харги.

— Злой дух Харги больше нет. Однако, совсем ушёл, — улыбнулся Улькан, — Мало–мало чай пьём, потом думай, как дальше живи.

Николай набрал полную грудь хрустально–свежего воздуха, сложил ладони рупором и крикнул озорно, от избытка прилившей силы:

— Красота!.. Только мы! И красота!.. И никакого Харги!.. Эге–ге–ей! Харги нет!..

Старая ель, вздрогнув, сбросила снежную шубу, в испуге вскинув зелёные лапы. Но гулкое эхо уже прокатилось по дальним горам и послушно подтвердило: «Нет… нет… нет… нет..»