Последний шанс

Ренделл двигался по сцене с уверенностью опытного телеведущего, не вынимая одной руки из кармана. Он то устремлял взгляд на публику, то смотрел поверх голов в пространство, будто надеялся увидеть в нем очертания далекого прошлого, дающего ключ ко всей истории.

– Вот немногое, что нам известно о первых годах его жизни. Что в точности происходило в семействе Маккей, возможно, навсегда останется для нас тайной. В тысяча девятьсот шестьдесят четвертом году Ральф и Тереза Маккей вместе с детьми перебрались в столицу штата, почти не оставив по себе памяти и лишая нас возможности реконструировать те давние события.

На экране появилась черно-белая групповая фотография школьников. Два лица были обведены кругами, одно из них – со знакомыми большими бездонными глазами.

– Фрэнк рано научился маскировать свой характер и манипулировать окружающими. Он прекрасно учился и обладал умственными способностями намного выше среднего. У учителей никогда не было с ним проблем, он не привлекал к себе особого внимания. Пожалуй, одному лишь Эндрю Доббинсу, единственному приятелю Фрэнка тех лет, удалось угадать в нем истинную сущность будущего серийного убийцы.

В этом месте Ренделл сделал паузу. Он уже много раз произносил эту речь и знал, что надо дать публике время осмыслить услышанное.

– Когда всплыла эта история, все, кто знал Фрэнка Маккея, удивились и ужаснулись. Его сестра, его бывшая жена, соседи, компаньон… Все, кроме Эндрю Доббинса. Эндрю Доббинс, в последний раз видевший Фрэнка, когда обоим было по десять лет, – Доббинсы тоже переехали в город, – сразу поверил, что облетевшая всю страну новость может оказаться правдой. На самом деле он знал, что это и есть правда. Потому что Эндрю Доббинс был первым и, как я уже сказал, единственным, кто заглянул в бездну и увидел истинное лицо этого человека.

В какой-то момент изображение на экране поменялось. На этот раз появилась фотография, на которой молодой двадцатилетний Фрэнк позировал на фоне красной машины. На первый взгляд, в его улыбающемся лице не было ничего особенного. Однако по мере того, как приближалась камера, становилось все заметнее, что в его глазах застыло выражение, от которого каждому смотрящему делалось не по себе.

– Фрэнк Маккей не был ни образцовым мужем, ни идеальным соседом, ни тем более хорошим отцом… Но по мнению тех, кто его знал, не был и убийцей. Не мог быть убийцей. Человек темпераментный, импульсивный – возможно. Убийца? Нет, исключено. Сколько раз мы слышали подобное о других злодеях? Когда такие, как Маккей, прячутся под маской нормальных людей, их нельзя вычислить, и они спокойно живут среди нас. Ощущение собственной безнаказанности и превосходства над окружающими и заставляет их продолжать творить черные дела. Не только желание убивать и мучить, но и сознание своего всемогущества… Эндрю Доббинс жил через пару домов от Фрэнка. Они вместе ходили в школу, вместе возвращались, и подружились. Однажды Фрэнк пригласил Эндрю к себе. Было лето, родители еще не вернулись с работы, так что мальчики были одни. Фрэнк сказал, что не хочет кататься на велосипеде и играть. Он повел Эндрю в сад и показал ему несколько склянок с пауками, жуками и другими крупными насекомыми. С собой у Фрэнка был складной ножик; он купил его у кого-то из старших мальчиков; никто, кроме Эндрю, не знал о существовании этого ножика. Это был их общий секрет. В тот день в саду Фрэнк попросил друга выбрать одно насекомое. Эндрю выбрал средних размеров паука, который казался довольно вялым. Он предполагал, что Фрэнк убьет паука ножом – уже тогда он считал, что приятель на это способен, – и, надо сказать, не очень обеспокоился. Кто из нас не убивал пауков? Эндрю готов был участвовать в этой игре, не догадываясь, что на самом деле задумал приятель.

Хотя дело Хамхерствильского потрошителя было досконально изучено, большинство журналистов сосредоточилось на убийствах, произошедших в более поздний период. Пресса часто пишет о монстрах, акцентируя внимание на их жутких поступках и игнорируя их личность. Но Ренделл давно заметил, что некоторые детали способны произвести на аудиторию гораздо более сильное впечатление, чем рассказ о самом извращенном убийстве. И правда, публика затаила дыхание.