Последний шанс

— Алевтина Кузьминична взяла у Пряникова машину, чтобы навестить больную мать, и попала в не совсем приятную историю.

— Разбилась?! — вырвалось у Генераловой.

— Жива и невредима, но история все-таки неприятная.

— Тайна?

— Просто я суеверный и не люблю говорить о незаконченных делах. Вот станет все на свои места — тогда с меня история на целый роман.

— С убийством! — потребовала Екатерина Ильинична. — Но хочу обратиться к вам, Иван Иванович, с просьбой.

— Я весь внимание, — ответил он и прищелкнул игриво каблуками.

— Александр Васильевич — человек легко ранимый, так вы уж с ним поделикатнее...

— Только так, — заверил ее Орач.

Иван Иванович, не откладывая дела в долгий ящик, тут же от Генераловых позвонил в справочное бюро и запросил адрес Щеранского-Шурина.

Екатерина Ильинична завела Ивана Ивановича в гостиную, где на полу, на ковре, прислонившись спиной к креслу, и смотрел телевизор белобрысый человек в белых брюках и бледно-голубой рубашке. Шлепанцы стояли рядом.

— Александр! Опять на полу! Да что за манера! В белом костюме.

Тюльпанов рывком поднялся и виновато, по-детски, отряхнул брюки.

— На ковре чисто. А мне так удобнее.

Иван Иванович считал себя высоким — метр семьдесят восемь. А Тюльпанов выглядел выше него на голову. Стальные подвижные мускулы на груди и на плечах играли под рубашкой. Орач вспомнил признание Пряникова, который неожиданно встретился с мужем своей близкой подруги. «Увидел и испугался: думал — прихлопнет, как муху. Пятидесятикилограммовыми гирями — как мячиками!..»

Иван Иванович и не подозревал, что в Донецке живет такой огромный человек с добрыми синими глазами.

— Александр, познакомься: Орач-старший.

— Вы Санин отец? — обрадовался тот. Схватил Орача за руку и давай трясти.

— Александр! Ты что, решил сделать из сотрудника милиции инвалида?

Силачу стало неловко, и он, улыбнувшись, выпустил руку Ивана Ивановича.

— Говорят, чтобы узнать человека, надо съесть с ним пуд соли... Ну, если не пуд, то полпуда соли мы с Саней съели: были в двух экспедициях на Байкале. Для чего, по-вашему, при строительстве здания нужен бетонный раствор? Вязать в единую стенку кирпичи. Вот и Саня объединял разных по характеру людей в дружную семью.

— Александр, — предупредила Тюльпанова Екатерина Ильинична, — у Ивана Ивановича совершенно иная тема разговора. — Она решительно подошла к телевизору с намерением выключить его.

Тюльпанов взмолился:

— Решающий матч первого круга... Катюша, умоляю!

— Всё-всё! Несколько минут вам на беседу, и ждем к столу. — Она направилась к дверям, но обернулась. — Надеюсь, во время разговора с Иваном Ивановичем ты не будешь сидеть на полу. Может быть, это удобно, но неприлично.

Генералова вышла. Тюльпанов вздохнул и с тоской посмотрел на выключенный телевизор. Он был обаятельнейшим человеком.

— А вы футбол любите? — спросил он, скосив глаза на дверь, за которой скрылась строгая Екатерина Ильинична.

— Люблю, наверно... Но мало времени.

— По долгу службы вы должны заниматься каким-нибудь видом спорта. Например, самбо...

— Только в рамках служебной необходимости. Не умею грамотно распоряжаться своим временем, — признался Иван Иванович. — Присядем, — предложил он.

— И... включим телевизор, — произнес шепотом Тюльпанов. — Без звука, на табло покажут результаты...

«Ребенок! Взрослый ребенок!» — удивился Иван Иванович непосредственности Тюльпанова.

— Включайте, — согласился он против своей воли. Опасался, что Тюльпанов будет отвлекаться, не сосредоточится на вопросах Орача. Но начинать поиски доверия, на которое рассчитывал Иван Иванович, с запрета не годилось.

Тюльпанов подкрался на цыпочках к телевизору, включил его. По лицу его кругами, словно волны по речной глади от брошенного камешка, расплылась улыбка.

— Знаете, я в своей жизни всем обязан спорту. В детстве меня сбила машина: перелом таза и позвоночника. Казалось, жизнь кончилась. К пятнадцати годам я это осознал и, стыдно теперь признаться, пытался покончить с собой. Тогда отец принес мне в больницу книгу о том, как стать сильным и красивым. Какого-то американского специалиста по силовым упражнениям. А в книге — фотографии: такие мо́лодцы — ну, каждого на витрину! Не налюбуешься. Отец сказал: «И ты будешь таким, если очень захочешь». И я захотел. Первые десять лет было, конечно, трудно. Надо было победить себя и неверие окружающих. Не менее шести часов в день — по специальной программе. Настойчивость, которую я приобрел вместе с мускулатурой, позже не раз выручала меня и в институте, и в экспедициях. Как-то мы с вашим Сашей...

Выслушивать столь откровенные признания было недосуг. Иван Иванович оборвал его:

— Александр Васильевич, я бы хотел сейчас о другом. Меня к вам привело серьезное дело.

— Ну, конечно же... Извините, я натура увлекающаяся. Если меня начнет заносить на поворотах, вы одергивайте, не стесняйтесь. Я не обижусь.

— Тема нашей беседы не из приятных. Для начала расскажите мне о вчерашнем вечере. Когда вы вернулись с Екатериной Ильиничной с прогулки? Время не помните?

— Без двадцати шесть, — удивился Тюльпанов. — А что случилось?