Последний шанс

О чем свидетельствовали новые факты, полученные Орачем? Подтвердилось, что «мясник Миша» существовал реально и в том амплуа, какое ему определила Тюльпанова. Выехал он вчера вечером, значит, вполне мог встретиться с Алевтиной Кузьминичной во дворе продбазы. Правда, если у него есть машина, а по натуре он барин, то почему бы не на своей «Волге»? Допустим, на продбазу его привели те же обстоятельства, что и Тюльпанову: собрался в отпуск и решил отовариться, но, по словам Тюльпановой, с базы он возвращался «пустой» и к тому же пешком.

Все эти сведения были в пользу Алевтины Кузьминичны.

Иван Иванович еще не переступил и порога, как на него обрушилась Аннушка:

— Ты что там наплел Марине? Чем ее обидел? Собрала в чемоданчик свои вещи и ушла. Спрашиваю: «Куда?» А она: «С глаз долой». Я ее не пускала, так она знаешь что мне сказала? «Не держи, все равно уйду и Саньку с собой уведу, а останусь — ты со своим Иваном расстанешься». Совсем рехнулась...

Час от часу не легче, вздохнул Орач.

Впрочем, почему «рехнулась»? Довела всё до логического завершения.

Но не мог он сказать об этом Аннушке, не мог — и все. И никогда не скажет. Сам заварил кашу, ему и расхлебывать.

Слабым утешением было то, что неудачи в личной жизни бывают, видимо, у всех. Примеры налицо: Александр Тюльпанов, Алевтина Тюльпанова, Генералова, Санька, Марина... Пряникова в число «пострадавших» он зачислить не мог, это просто распущенный человек с преступными наклонностями.

Прав поэт, сказавший: «В каждом доме свои мыши, своя нужда».

Отчего случаются несуразности в нашей жизни? Сами их плодим: по каким-то причинам не хотим с самого начала называть вещи своими именами, а потом всю жизнь каемся. Живем полуправдой, сетуя, что правда слишком жестока. Но она, как нож хирурга, отсекает больное, помогая организму выздороветь и выжить.

И вот Иван Орач снова слукавил перед собой, перед Аннушкой и Мариной, ему снова не хватило духу на откровенность:

— Марину надо вернуть. Всю жизнь были вместе, а теперь, когда годы пошли на закат, она...

Он хотел сказать «дурит», несправедливое слово, но застряло у него в горле; не дурит, просто поступила честно по отношению к нему, Ивану, к сестре и к себе...

— Я ее обидел... Не хотел, — случайно.

— А ты извинись! — потребовала Аннушка.

Но разве просят извинения у той, которой невольно искалечил жизнь?

— Саню, говорит, уведу! — возмущалась Аннушка. — Да что он, теленок на веревочке! — И вновь заплакала. — Женить бы его, Ваня...

— Теперь не домостроевские времена... Найдет по сердцу — сам женится. Знаешь, что он мне сказал? «Если не встречу такую, как тетя Марина, останусь холостяком на всю жизнь».

Аннушка с удивлением подняла на мужа глаза.

— Что же особенного он в ней нашел? Она ни разу даже борща не сварила. Ну, шьет...

Нет, не дано было Аннушке понять сестру, поэтому и ревновала к ней Саню.

Иван Иванович хотел рассказать жене, какой фортель выкинула Марина, явившись к генералу: «Это я вместе с Иваном Орачем ограбила мебельный». Но решил, что Аннушка не поймет ее поступка.

Зазвонил телефон.

— Товарищ майор, вас беспокоит экспертиза. Генерал приказал сообщить вам: в машине на заднем сидении обнаружено семнадцать стреляных гильз.

— В постового стреляли с заднего сидения? — удивился Иван Иванович и обрадовался: «Хоть в этом вопросе навели ясность».

— Так точно, с заднего.

— Спасибо. Как с отпечатками пальцев?

— Криминалисты работают, товарищ майор. Когда что-то пропишется, позвонят.

Значит, в машине у Тюльпановой были все-таки двое.

Это подрывало веру и в ее показания.

Немедленно — к ней! Глаза в глаза и спросить: «Где же все-таки правда?»

Иван Иванович вызвал дежурную машину. Он был как в лихорадке.

— Ваня, ты не заболел? — всполошилась Аннушка. — Тебя всего трясет. И лоб потный. — Она провела ладонью по его лицу, по волосам.

Ему это было неприятно.

— Некогда!

Аннушка обиделась:

— Всю жизнь тебе некогда...

— Служба, — буркнул он.

С Тюльпановой Орач встретился в следственном изоляторе. Алевтина Кузьминична успела переодеться, теперь на ней были двухцветная велюровая кофточка и джинсы.

— Саша принес, — пояснила она. — Позвонили — и он пришел. Но я его не видела, не разрешили...

Все правильно, в соответствии с порядками, заведенными в таких учреждениях: задержанный не должен общаться с внешним миром, чтобы не повлиять на ход следствия.

— Так сколько людей было с вами в машине, когда вы подъехали к Тельмановскому посту? — в упор спросил ее Иван Иванович.

Тюльпанова вдруг заплакала. Она не мигая смотрела на него округлившимися глазами, а слезы все капали и капали...

Ее следовало бы успокоить, но Ивану Ивановичу не хотелось этого делать. Он ждал.

Наконец она заговорила: