Последний шанс

— Надоело приспосабливаться. Для меня врач — это человек, самоотверженно преданный своему делу. А в мединститут набирали порой всякую бездарь: деточек-перекормышей. Такого и близко к врачеванию нельзя допускать. Учится едва-едва, а мы его тащим... Как же: у него — папа! Так пусть папа или дядя и поступают в институт вместо своего оболтуса. Я таким беспощадно ставила двойки. Ну и конфликтовала с деканом. Пыталась объясниться с ректором и секретарем парткома, но.... все ограничилось красивыми фразами. Видимо, чтобы избавиться от «неудобной» сотрудницы, мне предложили читать на курсах повышения квалификации. Согласилась. Думала: доведется иметь дело со взрослыми людьми, которые уже имеют представление об ответственности врача. Увы, и там равнодушных бездарей оказалось предостаточно. Но я ни разу не пошла против своей совести.

— А другие? — поинтересовался Иван Иванович, вспоминая, что по тому делу несколько человек были осуждены за систематическое вымогательство взяток, как было записано в обвинительном заключении.

Генералова пожала узкими плечами:

— Это определил суд...

— А вы хотя бы однажды воспротивились?

— Вас интересует, почему я не стала донкихотом в юбке? Не люблю быть посмешищем. Я на личном опыте убедилась, что систему всеобщего подкупа и задабривания, взаимных уступок и услуг мне не одолеть. И чтобы не стать белой вороной, приспособилась к местности. Есть такое явление в природе: мимикрия...

— И не хочется иногда после такой «мимикрии» отмыться? — спросил Иван Иванович.

Генералова одарила его грустным взглядом:

— С волками жить — по-волчьи выть.

— А восстать бы однажды. Не пробовали? Все — к черту! Вы же Ге-не-ра-лова! Жена академика!

— И что бы это дало? Стать во враждебную позу ко всему коллективу, с которым работаешь? Приходить в институт, словно лазутчик, проникший в осажденную крепость неприятеля?.. Ловить на себе подозрительные взгляды?.. Натыкаться повсюду на многозначительное молчание, вызванное твоим появлением? Иван Иванович, в такой обстановке можно не только взвыть, но и повеситься.

— А результат? — с укором спросил он.

— А-а... Вот вы о чем. — Она поняла его упрек по-своему. — Нет, Иван Иванович, не брала я взяток даже от интересных мужчин. Только следователю ничего не стала объяснять. Он же сразу зачислил меня в преступники. Ни о какой презумпции невиновности и речи не могло быть: «Подарки от таких-то и таких-то получали?» — «Получала. Только в моем понимании — это знак внимания влюбленного мужчины». А следователь: «Какая же вы любвеобильная!» И тычет список. Ничего не скажешь, постарался. Только все это ложь. Дарил мне кто-то из курсантов, к примеру, французские духи. Пятьдесят рублей флакончик. Я принимала, но при первом же удобном случае делала ответный подарок на такую же сумму. Но это следователя не интересовало.

— Он мог этого просто не знать, вы же отмолчались!

— А кто ему мешал узнать? Другие факты он собирал. Уложил, пронумеровал. И мне под нос тыкал: вот, мол, не отвертитесь, признавайтесь, пока не поздно, кайтесь в грехах.

Да, эти факты были на поверхности. Приходит Екатерина Ильинична на работу, сотрудницы ахают:

«Какие чудесные духи! А запах...»

«Подарок».

«Ах, Екатерина Ильинична, мужчины от вас без ума».

А вот ответный презент, конечно же, не афишировался. Это было тайной жены академика. Те же, кому она делала подарки, при встрече со следователем молчали. Казалось бы, женщина попала в беду. Твоя вина — косвенная. Так будь рыцарем! Нет же...

Мещанин прикрывает свою никчемность. А у Генераловой видимых причин для сплетен вокруг ее имени видимо-невидимо. Ходит в брюках — раз. (И это в сорок пять лет!) Гоняет сломя голову машину — два. Друг дома чуть ли не в домовую книгу вписан — три... Есть еще и «четыре», «пять», «десять»... Но самая главная «улика» — мужу за семьдесят, а она-то еще баба в соку...

Если тебя постоянно в чем-то подозревают и каждому ханже хочется заглянуть через замочную скважину в твою спальню, тут уж невольно озлобишься против мещанина.

Как бы там ни было, но те, кто получил презент от Генераловой, на беседе у следователя дружно отмалчивались. Почему? А потому, что подарок от такой женщины всегда причина для подозрения. «Чего это вдруг такая краля расщедрилась? Говоришь, ответный подарок? Знаем мы этих молодящихся матрон! Если так все бескорыстно, то почему ты сразу не сказал? А теперь, когда все вылезло наружу...»

Нет, пусть уж Генералова выкручивается сама. И на вопрос следователя отвечали:

«По части подарка? Было дело — флакон французских духов. Просил друга, привез из Москвы».

Об остальном — молчок. Не спрашивают, чего же высовываться?

А следователю хотелось на имени жены академика Генералова сделать себе карьеру. Не обязательно дело доводить до суда. Главное, чтобы о твоем служебном рвении стало известно начальству.