Последний шанс

За калиткой, открывшейся бесшумно, почти как в сказке по требованию: «Сезам, откройся», начиналась неширокая дорожка, засыпанная утрамбованным ракушечником, рядом вело к гаражу широкое, метра в три, асфальтированное полотно. На массивных воротах — никаких замков. Гараж запирался изнутри и имел внутренний проход в дом. (Это Иван Иванович знал из рассказов сына, пропадавшего в свое время в доме академика на правах любимого ученика.)

Иван Иванович взбежал по ступенькам на крыльцо. Еще одна большая белая кнопка звонка. Едва он прикоснулся к ней, за дверями раздался малиновый перезвон — модная новинка тех лет.

От того перезвона Ивану Ивановичу стало грустно на сердце, тронула тревога. Ее породила неизвестность, таившаяся за этой плотной, обшитой светло-коричневым дерматином дверью. Три импортных замка поблескивали хромированными глазищами, словно циклопы, преградившие Синдбаду-мореходу путь к сокровищам.

«Патологически боится воров и грабителей», — вспомнил Иван Иванович слова начальника ОБХСС. Он знал, что в доме у Генераловых живет пятнистый дог по кличке Кир (Екатерина Ильинична ласково зовет его Кирюшей).

Естественно, что в ответ на песенные переливы модного звонка Иван Иванович готовился услышать истошный собачий лай, и потому появление на пороге скуластой женщины с узкими, прищуренными глазами было для него неожиданностью. Он поздоровался:

— Здравствуйте, Матрена Ивановна. Я отец Сани Орача. Иван Иванович. Мне нужна Екатерина Ильинична.

Женщина заулыбалась, закивала: проходите.

— Катю-юша! — зычно крикнула она. — К тебе...

— Кто там? — отозвался со второго этажа звонкий, певучий голос.

— Сюрприз! — не без лукавства пояснила Матрена Ивановна. — А Саня-то — вылитый папа. Особенно глаза. Только чернобров, да губы вроде бы посочнее.

Иван Иванович не стал разочаровывать приветливую женщину. Саня был приемным сыном. Но если человек хочет видеть сходство там, где причины для этого нет...

Матрена Ивановна провела гостя в одну из комнат. По всей вероятности, это была гостиная. Паркетный пол начищен до блеска. Широкие окна прикрыты полупрозрачными светло-голубыми шторами из шелка. Под стать шторам — обои. Потолок оклеен обоями того же рисунка, только чуть посветлее. Это как бы приподнимало и без того высокие потолки. Одна из стен была украшена огромным видом горы Фудзияма — национальным символом Японии. Цветные фотографии производили солидное впечатление. Под фотопанно лежала зеленая дорожка, символизирующая, по всей вероятности, поляну. На ней — несколько сухих веточек прошлогоднего бессмертника и ставшего уже редкостью седого шелковистого ковыля. Два журнальных столика. На одном — инкрустированная деревом шахматная доска. На каждом — по хрустальной вазе и рядом по два удобных мягких кресла. В углу цветной телевизор. Академик Генералов привез его в подарок жене из какой-то заграничной командировки.

— Здравствуйте, Иван Иванович. Рада вас видеть.

Орач обернулся на голос.

Ему навстречу шла моложавая женщина. «Водолазка» в крупных лиловых цветах плотно прикрывала ее шею. Яркая кофта гармонировала с белыми брюками, плотно облегающими высокие сильные ноги. Поджарая девичья фигура. Движения, пожалуй, несколько резковаты. Густые, цвета льна волосы — локонами. Иван Иванович готов был поклясться, что волосы у Екатерины Ильиничны натурального цвета. Если не вглядываться в детали лица (некоторую вялость тонких губ пытался скрыть густой слой багрянцевой помады), можно было бы сказать, что Генералова весьма милая женщина лет... Возраст Екатерины Ильиничны определить сейчас было трудновато. Под сорок? Нет, пожалуй, за тридцать пять. Синие крупные глаза с озорнинкой... Даже, пожалуй, с упряминкой, свойственной человеку волевому, знающему себе цену.

— Екатерина Ильинична, заранее приношу извинение за вынужденный визит.

— Ну что вы, Иван Иванович, зачем же так официально! — напевно возразила Генералова, протягивая ему узкую в ладони руку.

Может, надо было ее поцеловать? (От ухоженной кожи пахло так приятно!) Но он лишь пожал протянутую руку.

— Присядем, — Генералова указала на кресла за шахматным столиком и опустилась в ближайшее. — Какова все же судьба! Заочно мы с вами давно знакомы! Приводит однажды Викентий Титович мальчишечку, держит за руку, будто только что сцапал и побаивается, как бы тот не вырвался и не смылся. От порога говорит: «Котенок (это он так величает меня), познакомься: будущий талант. По части знания теоретических основ геологии он даст фору любому из моих аспирантов. А его не допускают к вступительным экзаменам! Видишь ли, у Александра Ивановича Орача еще нет паспорта! Спрашиваю секретаря приемной комиссии: «У вас-то паспорт есть?» А она: «Конечно!» «А знаний нужных нет. А у него наоборот: есть знания, но нет паспорта. Так как же нам быть?» — Екатерина Ильинична рассмеялась. И получилось это у нее озорно. От переполнивших ее чувств она даже махнула рукой, дескать, не смешите меня, хотя гость к ее смеху не имел отношения.

Екатерина Ильинична очаровала Ивана Ивановича своей беззаботностью и искренностью.