Последний шанс

Иван Иванович понял: отдавать начальнику участка пятнадцать тысяч Богдан Лазня не намерен. Почему? Сейчас это не имело особого значения, но веры в то, что эти деньги заработаны тяжелым горняцким трудом, у майора милиции не было. Так что же: собрал, а отдавать не хочет? Считает их своими?

«Интересно... Интересно...»

Иван Иванович протянул Лазне фотопортрет безбородого Кузьмакова:

— Напомните, как его фамилия?

Лазня мгновенно скис. То бушевал, клокотал, шипел гневом возмущения, а тут словно выключился. Сел на стул и спокойно сказал:

— Не помню. Кажется, работал, но уволился.

— Давно?

Он пожал плечами.

— Дире́ктора ушли, дела на шахте пошатнулись и многие разбежались... Как крысы с тонущего корабля.

«Придется поинтересоваться в отделе кадров», — решил Иван Иванович. А начальник отдела кадров шахты «Три-Новая» — Екатерина Ильинична Генералова.

— Что с вами прикажете делать, Богдан Андреевич? — спросил Орач. — К ограблению магазина, похоже, вы прямого отношения не имеете. Если, конечно, не отвозили двух своих бывших... Этого, — теперь Иван Иванович положил на стол портрет бородатого Кузьмакова и прихлопнул его рукой для пущей важности, — и этого... Только кого из двоих-то? — Он приложил к портрету Кузьмакова обоих бородачей: одного слева, другого справа.

Лазня проглотил вязкую слюну. Он понимал, что от ответа зависит его судьба, но то, что он мог сказать, майора милиции не устраивало. И он молчал.

— Что же вы, Богдан Андреевич, будто языка лишились?

— Никого я не увозил... Детьми клянусь. Александр, — обратился он к Сане, — скажи отцу... Ты бросил матрасы на заднее сидение и пошел в магазин. Через три-четыре минуты выбежала женщина и завопила: «Ограбили!» Когда мне было с кем-то договариваться?..

— Хорошо, не отвозил. Но видел. Этого? — требовал Иван Иванович подтверждения.

Он был убежден, что Лазня вполне «созрел», но тот почему-то не хотел отвечать.

— Тех, которые вышли, не знаю... А этого я бы признал.

На том разговор и закончился.

— Похоже, Богдан Андреевич, свидание с родными у вас откладывается, скажем так, на неопределенный срок.

— А я верю ему: не отвозил он никого, — вмешался в разговор Саня.

— Если не отвозил, то зачем ему было нужно «железное» алиби? — спросил Иван Иванович. — Весь этот спектакль со спуском в шахту...

— Со страху... по дурости, — признался Лазня.

— Возможно, со страху, но не по дурости, — возразил Иван Иванович. — Привезли вы бывшего горного мастера... бородатого... А из магазина после ограбления вышли еще двое ваших знакомых, эти бородатые. И вы решили, что магазин грабили все трое. Вот и дали стрекача. Этот был? — стучал Иван Иванович пальцами по фотокарточке Кузьмакова.

Но столь очевидного, по мнению Ивана Ивановича, факта Богдан Андреевич признавать не хотел.

Почему? Что-то стояло за этим...

«Еще сам попросишься на исповедь», — подумал майор милиции.

Не верь речам — верь очам

Мягким звонком напомнил о себе красный телефон на столе у майора Орача — прямая связь с начальником областного управления.

Иван Иванович давно ждал этого звонка. Ждал и до последнего момента молил бога отсрочить разговор. Что он мог доложить генералу еще полчаса назад? Все общее? История с Богданом Лазней... Его попытка обеспечить себе «железное» алиби, деньги, обнаруженные в двух местах... Версии, версии... Они скорее уводили в сторону, чем вели к истине. Вот номер серой машины, которая крутилась вокруг мебельного накануне ограбления. Это уже что-то. Невыразительные портреты трех бородачей? Их зацепкой не назовешь. Единственная реальность — портрет бородача, выполненный фотороботом со слов Лазни. И что же должен сказать майор милиции Орач генералу по этому поводу? «Мой сын... Не верю!» Любой на месте генерала ответил бы: «Не верю» — это лишь слова. А что говорят факты?»

Теперь у майора Орача такие факты были: Кузьмаков, вор-рецидивист по кличке Суслик. Он ездил накануне ограбления вокруг мебельного магазина. Его же, но уже с бородой, видел выходящим из магазина вместе с кем-то Богдан Лазня, сидевший в своей машине как раз напротив центрального входа. Правда, пока бригадир сквозной проходческой бригады признал этот факт, косвенно проговорился: «А черт вас знает, чего вы все делали в магазине!» «ВЫ ВСЕ» — это бородатый Саня и двое тех, знакомых ему бородачей (если и не оба, то уж один из них непременно). Но как только дело дошло до официального протокола, Богдан Лазня начал отчаянно отрицать: «Никаких бородачей не знаю». Чем отчаяннее упирался Лазня, тем больше убеждался майор Орач в том, что он все-таки опознал кого-то из двоих, выходивших из магазина.

Во время доклада генералу этот факт можно было выделить, придать ему особое значение: Лазня так упорно отрицает очевидное потому, что каким-то косвенным образом все же причастен к событиям в магазине. Что-то тут есть, где-то тут зарыта собака.