Последний шанс

Может, надо было бы заглянуть к себе в розыск, но Ивана Ивановича одолела ленивая вялость. Сказывались двадцать восемь часов на ногах. Пришло отупение. Подремать бы часа два. И съесть чего-нибудь горяченького, к примеру, тарелочку борща Аннушкиного производства. По части борщей — она крупнейший специалист.

Впрочем, ощущения острого голода не было, только ныло где-то в животе, там, где у людей обычно язва двенадцатиперстной кишки.

Иван Иванович позвонил и предупредил Крутоярова:

— Олег Савельевич, исходя из указаний генерала, задание номер один — расшифровать кубанский номер. Я даже подумал, не слетать ли вам туда?

— Зачем впустую тратить время? — не согласился Крутояров. — Есть смысл сначала дозвониться, хотя бы в общих чертах узнать, что к чему. Товарищ подполковник, вы не беспокойтесь, я это дело добью.

Может быть, иным разом Иван Иванович настоял бы на своем, но сейчас, изрядно уставший, он согласился с Крутояровым.

— Более пяти часов прошло: неужели краснодарцам так трудно проверить один номер!

— Я их сейчас...

Иван Иванович разбудил шофера, который спал, свернувшись калачиком, на заднем сидении. «Ну и работенка! » — позавидовал Орач.

Сергей протер глаза и сел за руль.

— Куда?

— На «Три-Новую».

Иван Иванович забрался на заднее сидение. Здесь ему показалось удобнее и уютнее: можно запрокинуть голову и положить ее на мягкую спинку сиденья.

И сразу же явилась Марина. Не такая, как сейчас, с перекошенной шеей, а молодая, какой она была двадцать лет тему назад. Стоит и хлещет наотмашь по щекам бородатого Кузьмакова. Иван кинулся к ней, обхватил сзади, стараясь унять: «Перестань!» А она, вытирая руки о передник, сердито отвечает: «А чего он связался с Алевтиной!»

...Иван Иванович очнулся. Машина стояла на площадке во дворе шахты. Оказывается, он всю дорогу продремал. Сергей смотрел на него с сочувствием:

— Покимарили бы, Иван Иванович.

Но и этих двенадцати минут, проведенных в пути, было достаточно, чтобы прогнать вязкую тяжесть из головы.

Вспомнил сон. Подумал о Тюльпановой. И тут его вновь осенило. (Во время каждого трудного дела его постоянно «осеняло» — неожиданно приходило какое-то решение, рождалась или вызревала новая версия). Если Алевтина Кузьминична в девятнадцать пятьдесят семь подрулила к Тельмановскому посту ГАИ — за сто семьдесят километров от Донецка — то кого же подвозил в восемнадцать пятнадцать Александр Тюльпанов на генераловской машине? По крайней мере, Екатерина Ильинична была убеждена, что ее друг, как он это делает изо дня в день, отправился к косметическому салону встречать жену.

Он куда-то ездил. Алевтины Кузьминичны в 18.15 возле салона не могло быть. Тюльпанов вернулся, поставил машину в гараж, но ничего Генераловой не сказал. Не успел или не захотел? Если не захотел, то почему?

Еще одна тема для разговора с Екатериной Ильиничной и, конечно же, с Тюльпановым.

Погожий день. Тридцатое апреля. Девять часов сорок минут. Мир жил весной, Первомаем. Трехэтажный корпус быткомбината шахты расцвел флагами. Два громоздких, закрывавших по окну портрета Ленина и Брежнева окантованы гирляндами цветных лампочек. Их зажгли, видимо, для пробы. Но где электричеству тягаться с солнечным днем! Гирлянда выглядела убого и даже неприлично. Словно почувствовав это, лампочки, мигнув, сразу угасли.

На татарских кленах и пирамидальных тополях, окружавших площадку для автомашин, пробилась первая листва, тонкая, нежная зелень.

Иван Иванович вышел из машины. За площадкой расчирикались воробьи, затеявшие возню в пыли. Иван Иванович улыбнулся, глядя на них. Захотелось по-уличному свистнуть, заложив два пальца в рот, разогнать озорников и внести тем самым свою лепту в благодать благоухающего дня. Он набрал полные легкие воздуха и поверил, что в город наконец пришла весна. Будто и сам помолодел. Постоять бы вот так, подставив ласковым лучам солнца свою физиономию. Но надо идти в отдел кадров, начинать длинный разговор, который не назовешь приятным.

На верхушке копра крутились два колеса, даже отсюда, снизу, выглядевших весьма внушительно. Одно колесо вращалось влево, другое в обратную сторону.

Иван Иванович зашел в просторный вестибюль шахты. Стены украшены плакатами с первомайскими призывами. Аляповатые картинки «Колючки» критиковали двух прогульщиков из участка внутришахтного транспорта. Рядом висел длинный список с фамилиями тех, кого шахтком обязывал явиться 29 апреля на трудовую конфликтную комиссию с женами, матерями или другими близкими родственниками. Это нарушители трудовой дисциплины — пьяницы. Список был весьма впечатляющим.

Каждый месяц прорабатывают на комиссии по шестьдесят-семьдесят поклонников Бахуса и тут же о них забывают...

Знающему человеку достаточно переступить порог быткомбината, чтобы сразу уловить трудовую атмосферу: «в плане» шахта или «не в плане».

Утренний наряд давно прошел, но в шахтной нарядной — просторном зале, которому может позавидовать районный или даже городской Дворец культуры, еще были люди, какие-то хмурые, недобрые.