Последний шанс

— Если бы все всюду делалось по-хозяйски, милиции наполовину было бы меньше работы, — пробурчал Иван Иванович. — Многое идет от нашей беспечности. «Ладно, пройдет!» А оно — раз прошло, второй пронесло, а на третий зацепило, да так, что мы потом чешем затылок и удивляемся: «Кто бы мог подумать?»

— Что-то ты, Иван, нынче злой. Какая муха тебя укусила? — удивился Строкун.

А Иван Иванович думал о Сане, о Лазне, о Пряникове, о бригаде сговорчивых мужичков, готовых выделять по триста рублей с тысячи для «папы». Откуда у них такие деньги? Ясно, что сосали государство, как пиявки.

— Будешь тут злой! Доброта наша порой хуже воровства, — боком вылезает.

И он стал подробно докладывать. И об одиссее Богдана Лазни, и о бородатом, которого тот привез к магазину.

Прочитав материалы, которые имели отношение к Сане, Строкун внимательно посмотрел на Ивана Ивановича и сказал:

— Один — ненормальный, вторая — неврастеничка. — Он отложил материалы по Александру Орачу отдельной стопкой на левый край стола. — «Уперся наганом в живот», — процитировал из протокола. Вышел из-за стола. — Ну-ка, встань! — приказал он Ивану Ивановичу. Подошел к нему вплотную, смотрит в глаза. И неожиданно ткнул пальцем в живот.

— Каким пальцем я тебя продырявил?

Иван Иванович растерялся:

— Вот так вдруг разве определишь...

Строкун вернулся к столу и плюхнулся в кресло.

— Гражданка Жеболенкина — крупнейший специалист по оружию: даже через платье она определила марку пистолета: к ней прикоснулись наганом.

— Крутояров записал с ее слов. Всему городу, поди, уже известно про этот наган.

— На чужой роток не накинешь платок, — согласился Строкун. — Попрошу Дробова, он мужик сообразительный, горячку пороть не любит, но из дотошных, — пусть поговорит с Жеболенкиной в спокойной обстановке. В конце концов, эту женщину можно понять: вчера такое пережила, а сегодня — он перед ней... И общее впечатление невольно перенесла на одного человека. Это называется «сдвиг по фазе».

Когда круг вопросов, подлежащих обсуждению, был исчерпан, Строкун сказал:

— Уже невмоготу, валюсь с ног от усталости. Заскочу часика на три домой, а ты тут погутарь с Тюльпановой. Сделайте по ее описанию фоторобот того, которого она подобрала на мариупольской развилке.

— Уж она нарисует — помесь жабы с носорогом! — заключил Иван Иванович.

— Тряхни молодостью, поищи пути к сердцу женщины, тем более что у вас общие знакомые: Кузьмаков и Дорошенко. Ты меня убедил: вместе с ней в машине была эта пара, а может, и вся троица. Примени свое красноречие, убеди Алевтину Кузьминичну.

— У меня в запасе есть еще Тюльпанов: куда он ездил на генераловской машине?

— Пора и с ним встретиться, — одобрил Строкун план дальнейшей работы. Он вспомнил о последнем сообщении начальника Тельмановского райотдела и чертыхнулся: — Обвели они нас вокруг пальца с этим трактором. За двадцать часов, пусть по пятнадцать километров в час... это триста километров! В какую сторону? Днепропетровск? Одесса? Ростов? Харьков? Ох, ротозеи! Оставили трактор на ночь без присмотра! Часов в восемь, поди, и пошабашили. Когда на ферме заканчивают вечернюю кормежку? Ты же сельский.

— Где-то в это время...

— Подобного хода я предусмотреть не мог! — ругал себя Строкун. — Век живи — век учись, а помрешь чуркой на растопку. Мы прочесываем посадки, контролируем перекрестки, барражируем вертолетами дорогу на Таганрог, а они — «трудолюбивые колхознички» — везут мимо нас навоз. Пойду каяться перед генералом. Надо искать трактор. Но я бы на их месте уже расстался с трактором и пересел на молоковоз. — Он набрал номер телефона. — Строкун, — доложил кому-то. — Где Папин-Мамин? Отдыхает? Живут же люди! — вздохнул он с завистью. — Двух суток не потрудился — уже завалился спать. Срочно запросите все свои посты и отделы: в Тельмановском районе угнали трактор «Беларусь» с лафетом для вывозки навоза. Найти во что бы то ни стало! И еще одно: любая информация по угону транспорта: от велосипеда до самолета... Поняли? Докладывать мне лично каждый час. Телефонистка будет знать, где я.

«Вот тебе и домой часика на три», — подумал Иван Иванович.

Строкун встал из-за стола:

— Понесу генералу заготовку под ореховую фанеру, — постучал он себя ладошкой по груди. — А на твоей совести — Тюльпанова со всеми ее дружками.

Иван Иванович ожидал, что Строкун, прежде чем окончательно отпустить его, скажет что-то утешительное о Сане: мол, не суши себе голову, все будет хорошо, но тот промолчал, очевидно обдумывал, что скажет генералу.

Тюльпанова оказалась миниатюрной блондинкой с быстрыми карими глазами. На месте выбритых бровей — рисованные длинные шнурочки. Губы сочные, чувственные. Рот как у лягушки, большой. Рост — где-то в пределах ста пятидесяти сантиметров. Вся такая кругленькая, рельефная. Одним словом, «пикантная дама». Одевалась Тюльпанова дерзко, вызывающе, предпочитая желто-фиолетовые тона. Несмотря на все это, Алевтина Кузьминична чем-то сразу «взяла» Орача за душу. Такую приметишь издалека, будешь смотреть, пока она не поравняется с тобой, а потом обернешься и поглядишь вслед.