Последний шанс

Брянцев положил трубку. После этого разговора слова главврача о Пустаевой приобретали зловещее значение. Почему он все-таки ждал ее «плохого» конца?

И тут Брянцеву пришла в голову новая мысль, и он опять потянулся к телефону. В трубке ныли длинные гудки, но он терпеливо ждал, — ему было отлично известно, что Макар Трофимович — городской прокурор — не любит отвечать сразу, всегда делал выдержку, чтобы все знали, какой он занятой человек. «А зачем? Всем и так известно, что у прокурора хлеб не сладкий. Но все-таки держит, подчеркивает. И если разобраться — не виноват, потому что он — продукт системы. Раньше привык тянуться перед партийными заправилами, теперь тянется перед теми, кто считает себя выше закона, кто прямо говорит — мы и есть закон…»

Наконец в трубке раздался хрипловатый голос:

— Слушаю.

— Это Брянцев тебя беспокоит, Макар Трофимович.

Они были старыми приятелями. В былые годы не одно безнадежное дело вместе распутывали и сохранили взаимоуважение до сих пор. Великая эта вещь — соратник в таком труде, почти как фронтовой однополчанин. И Брянцев почувствовал, как вдруг изменился голос прокурора:

— Ты еще жив, значит? А не звонишь, не заходишь…

— Живой, — ответил Брянцев. — А беспокою я тебя вот по какому поводу. Помнишь ли ты случай, когда возбуждалось бы дело против врачей?

— За тридцать лет моей службы таких дел было два, и оба мы проиграли. Есть у них, у медиков, такое понятие: «врачебная этика». Вреднейшая, скажу тебе, штука, но неистребимая. Врач всегда будет оправдывать другого врача. В своем кругу у них — это одно, а для нас, не посвященных, ни слова в укор виновнику. А ты чего это медицинской темой заинтересовался? Уж не в связи ли с убийством Пустаевой? Там мой Бубнов усматривает корыстные мотивы.

— Твой Бубнов, Макар, самонадеянный мальчишка. Ты смотри за ним в оба да одергивай.

— И не подумаю, — холодно ответил прокурор. — Хочешь, чтобы он меня старорежимным, застойным партократом ославил? Нет, такое я принять не могу. А вот сроками выполнения следственных действий баловать не буду. Положено — укладывайся. Не можешь — проси замены. Сам. Вот как с Бубновым надо.

— Тебе виднее.

Разговор оборвался, но дал пищу Брянцеву для новых раздумий. Он уяснил себе одно: если бы Пустаева по халатности или по другим причинам загубила бы человека, то родственники погибшего достойного воздания ей законным путем никогда не добились бы. У них оставался единственный путь расплаты — самосуд. А это, безусловно, кое о чем говорило.

Его прервал осторожный стук в дверь, и в кабинете очутился ладно скроенный лейтенант с открытым, веселым лицом.

Это был Масленников.

На мгновение Брянцев залюбовался им, а в следующее решил раз и навсегда покончить с условностями субординации, ведь им предстоял не строевой смотр, а серьезное дело. Он указал на стул у своего стола и сказал:

— Садись, тезка. Зови меня просто Сергей Иванович. Отныне мы с тобой товарищи по работе.

И Брянцев стал пересказывать все, что было уже известно по «делу Пустаевой». Не скрыл он и обстоятельств возникновения «параллельного дознания».

Когда же он кончил, Масленников, торопясь, возразил:

— Но ведь все это «параллельное дознание», Сергей Иванович, незаконно.

Брянцев улыбнулся.

— Правильно говоришь, тезка. Ты даже обязан был так сказать. И все-таки я согласился вести его, это дознание. Почему? Потому что убежден: Бубнов, скажем так, по неопытности, и добавим — из тщеславного самомнения, — загубит дело. Менять его не решаются из-за каких-то политических соображений, и убийца останется безнаказанным. В этом убеждены все и областное начальство тоже. Но принять законное решение не хотят. А для кого выгодно, чтобы в соответствии с законом дело Пустаевой вел Бубнов?

— Для убийцы, конечно, — мрачно ответил Масленников.

— Вот именно. Начальство в политические игры играет, не хочет обидеть «своего», а преступник, между тем, торжествует. Ему такая законность — на руку. Поэтому я и согласился на беззаконие, чтобы торжествовал закон. Теперь дело за тобой.

Масленников выдержал паузу и решился:

— Я с вами, Сергей Иванович. Преступник должен быть наказан.

— Правильно, Сережа. А теперь поговорим о деле.

Вдвоем они стали намечать план оперативно-розыскных действий. На это у них ушло более часа. Когда все было закончено, Брянцев сказал:

— На медкомбинат, Сергей, отправляйся немедленно, но предварительно переоденься. Сними мундир. Иногда это полезно…

Масленников кивнул и поднялся.

Начиналась работа.

Завещание

Сообщение Брянцева о завещании Пустаевой приободряло и Бубнова, и Неверова. Теперь им обоим казалось, что когда в их руках появится завещание, у них будет ниточка-зацепка, а потом…

Собственно, что произойдет «потом»? Какие они будут предпринимать тогда действия? Ни тот, ни другой ясно еще не представляли. Скорее «потом» для них было просто миражом, красивой надеждой на успешное завершение дела, что, безусловно, должно было бы приблизить Неверова к его мечте стать капитаном, а Бубнова — к продвижению по должности на одну или две ступеньки сразу.