Последний шанс

Грейс в неудержимой панике молотит руками и ногами. Она хватается за горло и хрипит. Вокруг нее как в тумане мелькают незнакомые испуганные лица. А потом она видит лицо женщины, на шее которой болтается на цепочке красный камешек, и слышит голос:

– Держись, Грейс.

Каждая частичка ее тела тянется к этому знакомому капризному голосу, потому что, разумеется, она не даст Грейс умереть, ну конечно не даст.

Глава 50

Похоже, телефон звонит с перерывами уже несколько часов, но Софи просто лежит в постели, закрыв лицо подушкой и едва не задыхаясь. Потом она убирает подушку и поворачивает лицо к потолку, растягивая губы в виде овала. Затем морщится и обнажает зубы. После чего издает странные гортанные звуки, притворяясь умалишенной и жалея, что на самом деле это не так. И наконец опять накрывается подушкой.

Разумеется, у Софи болит голова. Чего и следовало ожидать. Вообще-то, мигрень не такая уж и сильная, просто тупая боль. Похмелье у нее какое-то странное. Во рту нет неприятного вкуса, а, наоборот, чувствуется приятный привкус мускатного ореха.

Софи предпочла бы нормальное похмелье, которое помогло бы ей забыть это постыдное ощущение, когда Кэллум оттолкнул ее. Отвращение на его лице. Как будто он проглотил муху! Как будто она старая перечница, попытавшаяся засунуть ему язык в глотку.

А потом начался настоящий кошмар! Софи увидела красивое лицо Грейс, искаженное судорогой, с пеной в углах рта, с закатившимися глазами, как у испуганной лошади. «О господи, похоже, она умирает», – произнес кто-то с ужасом. Рядом с ней на коленях стоял Кэллум, вцепившись пальцами в землю. Мать Грейс вынула из сумки пластиковый шприц с желто-черной надписью, сняла колпачок и, не теряя ни секунды, решительно вонзила иглу в ногу дочери. Толпа дружно издала негромкий вздох, как это бывает в церкви. Тело Грейс изогнулось дугой, а потом рухнуло на землю, и Софи заметила, что Вероника, тоже стоявшая на коленях, разрыдалась. Софи прежде не видела Веронику плачущей. Томас с покрасневшим лицом кричал в мобильник: «Анафилактический шок!» Софи никогда раньше не слышала, чтобы Томас повышал голос. Все это было ужасно, по-настоящему ужасно.

Через двадцать минут вверх по реке уже мчался с ревом катер службы спасения, но к тому времени все знали, что с женщиной, у которой случился приступ, все будет хорошо. Благодаря быстрой реакции своей матери она уже нормально дышала. Окружающие говорили: «Если у тебя такая жуткая аллергия, надо быть осторожной, сто раз проверить, что ты ешь!» Вечер Годовщины неожиданно закончился, и гости двинулись к пристани, неся на руках спящих детей с раскрашенными лицами и выстраиваясь в очередь на паром.

Грейс увезли на катере в больницу, Кэллум и Лаура поехали вместе с ней. Вероника вновь обрела свое обычное буйное равновесие, без умолку тараторя о том, что не понимает, как это Грейс могла съесть пирожок, если мама написала ей записку, и какой придурок, черт побери, догадался положить в самосу грецкие орехи, и что надо строго отчитать поставщиков продуктов. Вероника допытывалась, слышала ли Софи потрясающую новость: оказывается, вся эта история про Элис и Джека – элементарный развод и в действительности они никогда не существовали. Тетя Роза в пятнадцать лет забеременела и родила вне брака Энигму, а Конни выдумала эту изощренную ложь и столько времени водила всех за нос. Вероника возмущенно вопрошала, кто будет сегодня ночью сидеть с Джейком, ведь она привезла с собой Одри не для того, чтобы та бесплатно нянчилась с чужим ребенком.

– А еще, представляете, тетя Лаура видела папу, уезжавшего куда-то на водном мотоцикле в праздничной одежде, причем вид у него был совершенно безумный! Как вы думаете, мама уже вернулась домой со своей вечеринки «Взвешенных людей»? Подумать только, если бы у матери Грейс в сумке не оказалось эпипена, бедняжка наверняка умерла бы, вот кошмар!

– Вероника всегда такая или это реакция на стресс? – спросила Одри у Софи. – Может быть, отхлестать ее по щекам?