Последний шанс

Календарь ему подарил на Рождество поставщик. Дочь Рона Вероника, увидев календарь на стене его кабинета, просто рассвирепела. Они тогда сильно из-за этого повздорили. Разумеется, Вероника вела себя совершенно неразумно. Рона не перестает удивлять убогая женская логика. Ради всего святого, он ведь не повесил календарь в столовой! К тому же это не какой-нибудь вам дешевый ширпотреб. Это коллекционный экземпляр, выпущенный ограниченным тиражом. Сделанный со вкусом, очень стильно. Фотографии черно-белые!

«О-о, много ты понимаешь в искусстве, папа! – Вероника презрительно скривилась. – Это же мягкое порно. Это оскорбительно для мамы! И унизительно для женщин!»

«Не расстраивай папу, дорогая, – сказала тогда Марджи. – Календарь красивый. И вообще, меня это совершенно не волнует».

«И очень напрасно!» – прокричала Вероника срывающимся голосом и выскочила из комнаты, оставив Рона в недоумении.

Просто в голове не укладывается, что эта презрительно кривящая губы худощавая женщина – та славная девчушка, которая, бывало, радостно встречала его после работы, кружась по прихожей с воплями: «Папа дома! Папочка пришел!»

Иногда Вероника заставляет его чувствовать себя каким-то примитивным типом из низших слоев общества, и это несправедливо. У них в Австралии – как же это? – эгалитарное общество. Рон доволен, что вспомнил это слово: «эгалитарное». Вот так, милая доченька, мы тоже не лыком шиты. Можно быть интеллигентным человеком и не имея диплома о высшем образовании.

Вероника задирает нос, потому что поступила в университет, а Рон в свое время упустил эту возможность.

А может, дело вовсе даже и не в этом. Он никогда ее не поймет.

Рон снимает со стены календарь и благоговейно переворачивает страницу, чтобы увидеть фотографию женщины, которая, подняв руки, стягивает с себя джемпер. Ее приподнятые груди прикрывает кружевной бюстгальтер.

Какое интересное здесь освещение, неравномерное. Кажется, это называется светотени. Ну и при чем здесь, как Вероника выразилась, мягкое порно? Не в этом ли состоит искусство? Разве Рембрандт или другие великие не писали обнаженную натуру? В чем тогда разница? Лишь в том, что этот француз уже умер? Или Рембрандт не был французом? А кем тогда? Надо будет посмотреть в Интернете. А вообще-то, неплохо бы ему прослушать курс по истории искусства или что-нибудь в этом роде.

Звонит телефон, и Рон отвечает, продолжая изучать женские груди:

– Алло!

– Привет, папа.

Рон роняет календарь на стол, словно он из раскаленного железа.

– Привет, Вероника.

– Как дела? Чем занимаешься? – У нее непривычно беззаботный тон.

– Да так – бумажная работа, милая. – Рону не по себе, и это его раздражает. – Хочешь поговорить с мамой?

– Да, но у меня мало времени. Она дома?

– Нет, мама недавно ушла.

– Очень жалко. Я хотела ей рассказать кое-что имеющее отношение к тайне младенца Манро.

– И что же именно?

– Нет-нет, я скажу только маме.

– Ну ладно, история Элис и Джека Манро не имеет ко мне никакого отношения. – Рон пытается говорить небрежно, но понимает, что выглядит со стороны комично. – На этом острове женщины установили настоящую диктатуру. Удивительно, что на Скрибли-Гам вообще пустили мужчин.

Вероника игнорирует это замечание и говорит:

– В последнее время мамы постоянно нет дома. Где она?

Рон задумывается, но в голову ничего не приходит.

– Не знаю. Наверное, отправилась на собрание в группу «Взвешенные люди».

– Ммм. В будний день, на ночь глядя? Не думаю. На твоем месте, папа, я бы забеспокоилась. Может быть, у нее роман? Ты обратил внимание, что она похудела, сделала новую стрижку и вообще великолепно выглядит?

Рон понятия не имеет, о чем толкует дочь.

А Вероника спрашивает:

– Надеюсь, ты сделал ей комплимент по поводу того, что она похорошела и помолодела?

Рон вздыхает:

– Честно говоря, я не заметил. Она волосы перекрасила или что?

– Папа! – негодующе произносит Вероника; ну вот, опять начинается. – Ты хочешь сказать, будто не заметил, что мама похудела на три размера? Невероятно! Ты вообще хоть смотришь на нее? Или по-прежнему продолжаешь подкалывать маму из-за лишнего веса? О господи! Ты, вероятно, слишком увлекся этим жалким порнографическим календарем и даже не смотришь на жену! Не стану осуждать маму, если она заведет на стороне роман!

– Ты уже закончила свою обличительную речь или просто остановилась передохнуть? – саркастически интересуется он.

– Представь себе, закончила! Когда мама вернется, скажи ей, что я звонила. И выбери минутку, чтобы посмотреть на нее! Увидимся на Годовщине.

– Хорошо.

Рон кладет трубку. Потом берет календарь и вешает его на крючок. Он привык к вспышкам Вероники, но эта едва не вывела его из равновесия.