Последний шанс человечества

Он ничего не успел предпринять. Из стен беззвучно ударил факел ослепительного прозрачно-голубого пламени. Дэн изо всех сил зажмурился. Сверхпрочный материал скафандра, само тело начали поддаваться, плавиться под диким напором. Казалось, вот-вот затрещат и вспыхнут волосы и сгорит кожа, а рассыпавшиеся в прах кости невесомой пылью осыплются на пол. По нервам ударило болью: обжигающей, пронизывающей тело от корней волос до кончиков ногтей на пальцах ног. Боль стала столь невыносимой, что Дэн попытался закричать, но не смог вдохнуть и глотка воздуха, из глотки вырвался лишь едва слышный сип. Ноги подогнулись, человек рухнул на колени, расширенными глазами наблюдая за катаклизмом. На уши навалилась глухота, смертельное онемение охватило тело. Дэн стал камнем, в котором жило только сознание.

Он умирал, и одновременно в него входило знание. Обрушившийся поток сведений был столь велик, что он сумел осознать лишь немногое, остальное проскользнуло сквозь мозг, словно вода сквозь решето. Он понял, что происходит вокруг! Тот механизм или, точнее, то существо, внутри которого он находился, можно было назвать Джинном, Демоном, как угодно. Предтечи создали его для исполнения желания: одного, но почти любого. Конечно, такого, какое сможет понять искусственный разум, но вряд ли человек мог вообразить то, что не по силам Джинну. Вселенная открыла для древних все свои тайны; неизменяемые табу для нынешних разумных – физические законы и константы – были для них лишь пластилином, из которого они ваяли самые необузданные желания. Прозрение было недолгим: он перестал видеть, слышать и чувствовать, осталась лишь боль, поглотившая мозг, словно пучина подбитый торпедой корабль, а вокруг продолжало бушевать прозрачно-голубое пламя.

Невыносимая боль исчезла вместе с пламенем, оставив тело в полной одеревенелости. Вокруг царила темнота, поодаль – неподвижный круг света от нашлемного фонаря. Дэн, покачиваясь, стоял на коленях на холодном полу пещеры. Липкие струи пота катились по спине, капали с мокрых волос.

– Ну ни … себе, – прошептал он мысленно.

Мысленно?! Да нет! Губы шевельнулись, глотка едва слышно просипела слова, которые он услышал! Он судорожно вздохнул. Пальцы дрожали: ничего удивительного после пережитого ужаса. Так вот от чего так кричали негры… Он отнял от земли руку – тело слушается. Приподняв голову, осторожно оттолкнулся от пола, поднялся, пошатываясь от слабости, на неровном полу.

«Если там, дальше, исполнитель желаний, то он не должен достаться волфам!»

Упрямо стиснув губы, он двинулся дальше. С каждым шагом силы возвращались в мускулы. Дэн осторожно двигался уже несколько минут, пещера уходила вглубь скального массива на многие десятки метров, местами узкая, петлистая, она переходила в просторные залы. Скудный свет нашлемного фонаря скользил по полу и стенам, выхватывал из тьмы ярко-розовые бахромчатые наросты, формой напоминающие сросшиеся морды летучих мышей. Он приблизился, при близком рассмотрении они выглядели омерзительно живыми. Казалось, они движутся и дышат. Зрелище жуткое. Что это? Остатки местной жизни или мутировавшие, как негры, попавшие внутрь Джинна, земные растения? Нет ответа.

Тяжелая тьма обрушилась на него еще через несколько сотен шагов. Под зазвучавший со всех сторон выходивший за пределы слуха и разрывающий уши вой, посвист, визг, он потерял опору под ногами и рухнул вниз. Сердце остановилось, вокруг мелькали тяжелые клубы мрака, а он все летел и летел, и казалось, это длилось бесконечно.

Падение оборвалось столь же неожиданно, как и началось. Его со всего маху приложило о твердую поверхность затылком, лопатками, всем телом, выбив живительный воздух из схлопнувшихся легких. И на этом, кажется, полеты окончились, он никуда больше не падал. Дэн попробовал закричать, но не смог зачерпнуть и глотка воздуха.

Когда Дэн сумел продышаться, он лежал на жесткой булыжной мостовой. Ни шороха листьев, ни дуновения ветерка, ни шума моторов, ни звуков людских голосов. Многочисленные фонари выхватывали из тьмы красные кирпичи древних стен Кремля, холодно светились окна зданий, все также под угрюмыми стенами усыпальницы Ленина валялось в алой луже обезглавленное тело уличного музыканта, глумливо улыбалась ярко-розовыми губами мертвая голова рядом. Небо, звездное небо, с которого исчезло солнце, вглядывалось колючими искорками знакомых созвездий в Землю, словно ничего не произошло.