Последний солдат Третьего рейха

На углу кто-то появился. Невысокая старушка со старой шалью на плечах. Даже эту шаль я давно знал. В руках у матери был кувшин с молоком. Она шла к соседям, с которыми я был близко знаком. Но ее путь пролегал мимо меня. Я подумал, что упаду в обморок. Она уже прошла полпути, а мне с трудом давался каждый шаг.

Хотя от нахлынувших чувств в глазах потемнело, я узнал ее лицо.

Сердце сжалось.

Мать прошла мимо. Чтобы не упасть, я прислонился к с гене. Во рту возник горький вкус, будто от крови. Я знал, что через несколько минут она вернется тем же путем. Я хотел броситься за ней, но не мог и стоял как парализованный.

Прошло несколько минут, и она снова появилась. Сумерки сгущались, и ее фигура казалась темнее.

Она подходила все ближе и ближе. Я боялся пошевелиться, боялся напугать ее. Совершив над собой нечеловеческое усилие, я произнес:

– Мамочка…

Она замерла. Я сделал несколько шагов к ней и увидел, что она падает в обморок. Кувшин упал на землю. Я успел удержать ее, прежде чем она упала.

Поддерживая маму, я поспешил к двери. В ней появился какой-то юноша. Мой младший брат. Испугавшись, он позвал:

– Папа! Маму ведут домой! Ей плохо!

Прошло несколько часов. Вокруг меня суетилась семья. Они смотрели на меня так, будто забыли, что земля круглая. Над очагом я увидел свою юношескую фотографию, а рядом вазочку с цветами.

Прошло время. К концу подходила эта история. Всем нам – тем, кто ждал, и тем, кто, как я, надеялся, – понадобится много времени, чтобы смириться с действительностью.

Я не хотел создавать трудностей. Близким тоже нужно время, чтобы привыкнуть. Соседи не должны сразу узнать, что я вернулся. Лучше держать наше счастье в тайне. В течение нескольких дней я приходил в себя и жил в комнате сестры. Пока я отсутствовал, она вышла замуж.

… Пройдет время, и я вступлю в армию победителей – во французскую армию, в которой найдется место и бывшему врагу. Она помогла мне перейти к новой реальности, она стала тем «фильтром», о котором я мечтал.

Еще бы! Ведь я подлый бош, и, зачислив в ряды французских вооруженных сил, мне оказывают невиданную честь.

Я получал удовольствие от того, что у остальных вызывало лишь скуку. Я привык к дисциплине и без труда выходил первым: приходилось сдерживать себя, чтобы остальные не слишком завидовали мне.

Я повстречался с разными людьми. Одни возненавидели меня. Другие, те, у кого доброе сердце, наливали пива, чтобы я хоть ненадолго забыл пережитое.

Родители установили негласный запрет на разговоры о войне. Им я никогда не смогу рассказать все, что было.

Я с упоением слушал рассказы тех, кто совершал геройские подвиги в армии победителей. Ведь я никогда не буду принят в их ряды.

Кое-кто меня невзлюбил и вечно норовил ставить палки в колеса. В моем прошлом недруги видели сплошные ошибки и преступления. Но может, найдутся и те, которые поймут: неприятель так же, как и мы, ценит доблесть. А страдание не знает национальности.

В рядах французской армии, в которую я записался на три года, пришлось провести всего десять месяцев. Несмотря на то что я сначала чувствовал себя прекрасно, в конце концов тяжело заболел и был отправлен домой.

Но еще до того мне довелось участвовать в грандиозном параде, который состоялся в сорок шестом году в Париже. В честь мертвых наступила минута молчания. К памяти павших я добавлю и эти имена: Эрнст Нейбах, Ленсен, Винер, Весрейдау, Принц, Зольма, Гот, Оленсгейм, Шперловский, Смелленс, Дунде, Келлерман, Фрейвич, Баллерс, Фреш, Вортенберг, Зименлейс…

Я ни за что не соглашусь включить в список погибших имя Паулы. Для меня она не умерла.

А имена Гальса, Линдберга, Пфергама и Воллерса я никогда не забуду. Память о них всегда со мной.

Есть лишь один человек, о котором я должен забыть… Забыть навсегда.

Его звали Ги Сайер.