Последний солдат Третьего рейха

Она рассказала мне о себе: часть дня она учится, а остальное время проводит в бригаде первой помощи в восьмичасовых сменах. Собирается стать учительницей. Я слушал вполуха. Звук ее голоса был так приятен, что мне хотелось только одного: чтобы она продолжала говорить. Я старался ей понравиться. Когда она замолчала, я заметил:

– Раз вам все равно не нужно быть в «Скорой помощи» до пяти, не могли бы вы показать мне достопримечательности города. То есть, конечно, если вы не заняты…

Она слегка зарделась.

– С радостью, – произнесла она. – Но мне надо поговорить с фрау X. (имя женщины стерлось из моей памяти).

– Понятно. Но у меня куча времени… Двенадцать дней…

Она рассмеялась.

Добрый знак, подумал я.

Так мы болтали почти час, до прихода фрау X. Не говорить о войне мы, разумеется, не могли, хотя я бы предпочел обойти эту тему стороной. Но я старался приукрасить свой рассказ, сочинял подвиги, которых и близко не видел. Какое дело этой девушке было до степной грязи: я не хотел рассказывать ей все как есть, не хотел, чтобы она почувствовала, что нам пришлось пережить. Зачем ей эта грязь, кровь, серый горизонт, которые не выходят у меня из головы. Я боялся заразить ее переполнявшими меня страхом, болью, боялся, что она не захочет слушать. Я рассказывал о героических подвигах, напоминавших голливудские фильмы. Мы весело смеялись, и наша беседа не прервалась.

Наконец, появилась фрау X. Вначале она с неодобрением воззрилась на нас. Но затем Паула – так звали девушку – объяснила, что я друг Нейбахов.

– По правде говоря, сударыня, я был дружен с их сыном Эрнстом. Хотел навестить его семью.

– Понимаю, юноша. Не стесняйтесь, идите ко мне, здесь и подождете. Вам будет гораздо удобнее. Нейбахи – какое несчастье! Как они только выдержали такое! Подумайте: потеряли двух сыновей за десять дней! Просто ужасно! Молю Господа, чтобы война закончилась, пока не убили моего сына.

Значит, Нейбахам уже сообщили… Они узнали о смерти не только Эрнста, но и еще одного сына. Я даже и не знал, что у Эрнста был брат. Передо мной снова, как в тот день, встала страшная картина: Эрнст, Дон, «татра». «Эрнст, я тебя спасу! Не плачь, Эрнст!» Лишь взглянув на Паулу, я смог стереть образ прошлого. Его нужно стереть из памяти, я должен все забыть. Со мной рядом Паула, она улыбается… Забыть… как это трудно!

– Если хотите, подождите здесь, а то пойдемте ко мне, – повторила пожилая дама. К семнадцатилетнему парню она обращалась как ко взрослому мужчине. – Как погиб Эрнст?

– Простите, мне трудно об этом говорить. – Я опустил глаза.

Но это не помогло. Мой взор упал на сапоги: именно этими сапогами я утаптывал землю на могиле Эрнста. Все напоминало мне о нем, кроме улыбки Паулы.

– Тогда вам придется что-нибудь придумать, – сказала добросердечная женщина, поняв, что скрывается за моим молчанием. – Пожалейте их.

– Можете не сомневаться, сударыня, – ответил я. – В этом у меня уже есть опыт.

Фрау X. перевела разговор на другую тему, не желая еще больше огорчать меня. Она, оказывается, была портнихой, а Паула ей помогала. Мы поднялись наверх. Фрау X. принесла большой кувшин какао с молоком и завела беседу с Паулой.

– Надеюсь, Паула, ты не дашь скучать здесь нашему другу Сайеру. Непременно покажи ему Унтер-ден-Линден и Зал победы. Молодому человеку нужно отвлечься от мрачных мыслей. Я отпускаю тебя на сегодня.

Я готов был расцеловать ее.

– Но, фрау X., как же с работой, которую я должна…

– Нет, нет, нет… Покажешь ему город. Нет ничего более срочного.

От всего сердца я поблагодарил добрую женщину. Радовалась ли Паула нежданному выходному? Мне не было до этого дела. Я был слишком доволен тем, как складывались обстоятельства, и не хотел задумываться над чужими чувствами.

Мы направились в горы, пообещав к обеду вернуться. Я шел рядом с Паулой, не помня себя от радости. Чтобы поддразнить меня, она пошла таким же широким военным шагом, что и я. Мы миновали выкрашенную в красный цвет будку: здесь торговали вяленой рыбой. Мне пришло в голову купить Пауле рыбу. Она пошла за мной, не переставая улыбаться своей восхитительной улыбкой. Женщина, продававшая рыбу, положила две порции на толстые куски хлеба и добавила масла. После этого она попросила у нас продовольственные карточки.

– Но у меня нет карточки. Я здесь в отпуске. – Я улыбнулся, надеясь растрогать торговку.

Но это не помогло. Паула помирала со смеху. Я чувствовал себя полным идиотом.

– Да подавись ты своей рыбой! – добавил я по-французски.

Обед с хозяйкой Паулы превзошел все мои ожидания. Несмотря на дефицит, добрая женщина приготовила превосходные блюда. Она достала вино. Я залпом выпил бокал, чтобы проглотить комок, подступивший к горлу, и сразу почувствовал, что пьянею. Вышел из-за стола в странном приподнятом настроении и начал напевать марш. Но ни Паула, ни фрау X. конечно же не подпевали мне. С опозданием придя в себя, я попросил у них прощения, хотя затянул еще одну песню, которая, впрочем, была ничем не лучше.