Последний солдат Третьего рейха

Гальс опустился на землю. За нами слышался грохот орудий и свист немецких снарядов, выпущенных в сторону противника.

– Этим ивана не остановить! – проговорил ветеран. – Неужто они не понимают! Ребята, не останавливайтесь. Сейчас не время расслабляться.

– Слава богу, вы были с нами, – поблагодарил ветерана Гальс. – А то бы нам конец.

– Это уж точно. Ну, хватит, отдохнули – и в путь.

Мы опять побежали, хотя от усталости я перестал что-либо соображать. К нам присоседились еще три пехотинца.

– Ну, вы нас и напугали, – сказал один. – Мы уж решили, что вы большевики.

Мы подошли к небольшой прогалине. Здесь находился разбомбленный полевой склад, в который вчера попал русский снаряд. Меж ветвей упавшего дерева лежал почерневший труп. Неожиданно нас окружила целая рота солдат, готовых броситься в атаку. Навстречу вышел высокий лейтенант.

– Где фельдфебель? – спросил он, не тратя времени на церемонии.

– Погиб, – отвечал ветеран, вытянувшись по стойке «смирно».

– Проклятье! Откуда вы? Какая рота?

– Восьмой взвод пятой роты: войска перехвата дивизии «Великая Германия», господин лейтенант.

– Двадцать первый взвод, третья рота, – отрекомендовались трое солдат, которые только что влились в наши ряды. – Мы единственные, кто остался в живых.

Офицер взглянул на нас, но смолчал. Слышался грохот орудий и крики сибиряков.

– Где неприятель? – спросил лейтенант.

– Перед вами, господин лейтенант, повсюду в долине, их там тысячи.

– Продолжайте отступление. Мы не относимся к «Великой Германии». Когда встретите один из своих полков, присоединитесь к нему.

Приказ повторять не было нужды. Мы вернулись в пролесок, а офицер подошел к солдатам и отдал им какой-то приказ. Таким образом мы миновали множество подразделений, готовых к атаке. Наконец мы прибыли в деревню, в которой незадолго до этого устраивали оборонительный пост. Здесь мы и остановились: в деревне находился отряд из нашей дивизии, но о пятой роте никто и знать не знал. Сначала офицер, а затем солдаты забросали нас кучей вопросов. Но зато и позволили передохнуть под крышей, и даже принесли попить. Повсюду кипела работа: солдаты сооружали оборонительные укрепления и занимались маскировкой. К полудню вновь открыла огонь русская артиллерия. Мы бросились в уже знакомый подвал. Там, невзирая на взрывы, от которых тряслась земля, пел и танцевал толстяк – ветеран «Великой Германии». Присутствующие не обращали на него ни малейшего внимания.

– Очумел, что ли? – Гальс остановился в недоумении.

– Он уже тут бесился, когда мы пришли, – объяснил кто-то.

Вскоре мы перестали смотреть на сумасшедшего толстяка. Теперь он исполнял французский канкан.

– Это уж слишком, – пробурчал Гальс. Но спятивший солдат лишь взмахивал руками. К вечеру навстречу русским выехали пять-шесть танков, позади них шло несколько рот гренадер. Издалека доносились звуки боя, которые не утихали уже час. Затем гренадеры вернулись, за ними двигались солдаты дезорганизованных частей. Деревья окрасились вспышками пламени. Вокруг со свистом пролетали пули. Отступающие тащили за собой раненых товарищей.

Мы поняли, что вскоре снова окажемся на линии фронта. Боевые действия приближались: еще громче становились разрывы. От их грохота нас снова охватил ужас. Контратаки полков, мимо расположения которых мы проходили, захлебнулись в бескрайней русской массе, не боявшейся потерь.

Наша деревня превратилась в важный стратегический пункт: здесь было полным-полно пулеметов, минометов и даже противотанковых орудий. Именно этому мы и были обязаны тем, что пришлось пережить в следующие полтора суток. На расстоянии шестидесяти метров были укрыты два пулемета, у которых стояли Гальс и ветеран. Справа от нас, под прикрытием развалин, поставили миномет, приготовленный к бою. У остальных солдат были винтовки, пулеметы, гранатометы; все они скрывались за развалинами пяти или шести изб, за дровами или за изгородями. Немного поодаль, за низкой стеной поставили солдат из отступавших частей. Их перегруппировали и заставили копать новые траншеи. Слева, за домом, который уцелел, располагался взвод минометчиков, который также пополнился дезорганизованными отрядами пехотинцев. Немного позади над дорогой, проходившей через деревню, стояло пятидесятимиллиметровое противотанковое орудие, защищенное чем-то вроде бункера. Его дуло было нацелено на сады. За ним, чуть пониже, рядом с трактором, остановились грузовики радиосвязи.

Из убежища в подвале непрерывно сыпались приказы. Офицеры спешно производили перегруппировку отступивших солдат, создавали из них отряды особого назначения. Таким образом расширялась линия обороны поселка, где, очевидно, располагался командный пост. Случайные пули вынуждали то один, то другой отряд бросаться на землю. Но это не шло ни в какое сравнение с тем, что пришлось нам испытать вчера: сейчас нам казалось, что мы находимся на отдыхе. Лишь вдалеке, на расстоянии двух километров, не прекращались схватки между последними отрядами отступающих немецких войск и русской армией.

Ветеран, который вслушивался в доносившийся спереди и сзади гул, кивнул.