Последний солдат Третьего рейха. Дневник рядового вермахта. 1942–1945

Русский продолжал мирно беседовать с друзьями, как будто война шла в тысяче километров от него. Он сделал еще несколько шагов. В отдалении послышались новые голоса. На несколько секунд, показавшихся вечностью, каждый из нас, казалось, забыл о своем существовании. Русский пошел туда, где затаился Гумперс, и повернулся. В этот момент за ним возникла вторая фигура. Это был Гумперс, одним прыжком преодолевший четыре-пять метров, отделявших его от жертвы. Русский развернулся. Мы услыхали приглушенный крик и звуки борьбы. Из окопа, находившегося чуть поодаль, донеслись голоса русских. Затем мы увидели фигуру нашего гренадера, который катился по земле, и услышали его крик:

– Друзья, на помощь!

Русский отпрыгнул в сторону. Ночь прорезал звук пулемета. Слева от меня начал стрельбу еще один пулемет, его пули настигли русского, который свалился в окоп.

Донеслись испуганные голоса:

– Немцы! Немцы!

Совершив бросок, на который, как я думал, он даже и не был способен, ветеран бросил правой рукой гранату. На две– три секунды она исчезла в темноте. Затем в окопе вспыхнул яркий свет и послышалось несколько вскриков. Вновь наступила тишина.

Мы как можно быстрее отошли, держась параллельно проволоке. Позади послышался шум. Рискуя нарваться на мину или на пулю, укрылись за холмом и, еле переводя дух, попытались занять оборонительную позицию.

– Идиоты! – закричал фельдфебель на Крауса и ветерана. – Разве я давал приказ открывать огонь? Теперь мы отсюда не выберемся.

Он боялся не меньше остальных.

– Но Гумперс просил о помощи, фельдфебель, – оправдывался Краус. – Он попал в переплет.

Через мгновение от вспышек трассирующих пуль и осветительных ракет вокруг стало светло: русские стреляли непрерывно и наугад бросали гранаты.

– С нами покончено.

Юный Линдберг чуть не плакал.

– Быстро, достаньте лопаты! – закричал судетец. – Надо окопаться, или они перебьют нас.

– Никому не двигаться! – скомандовал ветеран. Мы так боялись, что повиновались ему, не говоря ни слова. В его голосе звучало больше уверенности, чем у фельдфебеля. Мы совершенно застыли, даже боялись моргнуть. Снова вспышка. Каждому, кто не лежал лицом к земле, стали видны мельчайшие подробности на поле боя. Перед нами распростерлись трупы Гумперса и русского, еще пять или шесть линий окопов располагались перед клинообразными позициями пехоты. От других вспышек осветился край леса, откуда мы пришли. К счастью, русские, которые находились ближе всего от нас, ничего не заметили за прикрывавшим нас холмом. Но солдаты, расположенные на дальних позициях, которые мы заметили при вспышке, могли нас увидеть. И они действительно стали швырять гранаты, что получалось у русских совсем неплохо.

– Господи, – сказал ветеран. – Если они попадут в нас, с нами покончено.

– Давайте выроем окоп, – распустил сопли Линдберг.

– Да заткнись ты. Можешь копать животом, если уж так хочется, но оставь лопаты в покое. Если прикинемся мертвыми, может, они решат, что так оно и есть.

На другой стороне холма что-то упало с глухим звуком. С вершины на нас посыпалась земля. Новых вспышек не было, а уже упавшие осветительные ракеты затухали. Русские выкрикивали какие-то проклятия. Где-то слева разорвалась еще одна граната, мы услыхали сквозь шум взрыва, как разлетаются осколки. Рядом с ветераном раздался стон.

– Тихо. Держись! – проговорил он сквозь зубы своему напарнику. – Если они услышат хоть один звук, с нами будет покончено.

Парень схватился за лицо, перекошенное от боли. Его руки дрожали.

– Молчи. – Ветеран положил руку на локоть солдата. – Будь мужчиной.

Повсюду вокруг рвались гранаты. Напарник ветерана сжал кулаки, глаза его наполнились слезами. Он шмыгал носом.

– Тихо, – снова прошептал ветеран.

Ракеты на земле догорели, вокруг нас снова стало темно. Русские обнаружили севернее нас еще один немецкий отряд. Теперь пришла его очередь получить свою порцию пуль и гранат.

Параллельно нашей позиции проползли несколько русских солдат. По нашим спинам заструился холодный пот. Ветеран держал гранату в десяти сантиметрах от моего носа. Мы застыли. Русские добрались до самой проволоки, а затем повернули обратно.

Мы снова вздохнули. Раненый солдат зарылся лицом в землю, чтобы приглушить стоны.

– Трясутся не меньше нашего, – произнес ветеран. – Им приказывают ползти сюда и выяснить обстановку. Они пройдут немного, а затем со всех ног несутся обратно, и докладывают, что ничего не видели.

– Уже почти рассвело, – прошептал фельдфебель. – Думаю, нам лучше остаться здесь.

– А я так не думаю, фельдфебель. Нам лучше убраться отсюда подобру-поздорову.

– Может, вы и правы. Ты. – Фельдфебель указал на Гальса. – Метрах в двадцати отсюда окоп, рядом с проволокой. Быстро туда.

Гальс и Линдберг заскользили по-пластунски в указанном направлении.

– Куда попало? – спросил ветеран у раненого, тронув его за плечо.

Мальчишка поднял лицо, вымазанное грязью и слезами.

– Я не могу пошевелиться, – сказал он. – Болит здесь. – Он дотронулся до бедра.

– Задело осколком. Не двигайся. Мы пришлем тебе помощь.

– Хорошо, – сказал парень и снова уткнулся в грязь.