Последний солдат Третьего рейха

Санитар пошевелил моей рукой, я снова вскрикнул от боли. Майор кивнул. Санитар прицепил ко мне записку, затем проделал то же с Гальсом и водителем. Его он повел в госпиталь, заполненный до отказа. Мы с Гальсом остались лежать на полу. К полудню появились еще два санитара. Они занялись теми, кого оставили ждать. С их помощью я поднялся.

— Ничего, — выговорил я. — Я могу идти. Болит только плечо.

Санитары собрали всех, кто мог передвигать ноги, и направили в госпиталь.

— Всем раздеться! — едва мы открыли дверь, рявкнул фельдфебель.

Раздеваясь, от жуткой боли я чуть не упал в обморок. Мне помогли два солдата. Наконец с моего плеча, на котором уже начался отек, удалось снять мундир. Мне сделали укол в бедро. Затем санитары промыли нам раны и приклеили пластырь. За закрытой дверью зашивали шрам солдату: его рана тянулась через всю спину. После каждого прикосновения инструментов раздавался вопль. Пришли два санитара и схватили меня за плечо. Я взвыл от боли и выругался, но они даже не повернулись в мою сторону. Раздался хруст, все тело, с головы до пят, пронзила боль. Санитары вправили мне вывих и пошли дальше.

Снаружи я встретил Гальса. Ему сделали марлевую повязку. Вся шея была обмотана бинтами. Осколок металла попал ему сантиметрах в восьми ниже первой раны, которую он получил под Харьковом.

— В следующий раз поразит прямо в голову, — сказал Гальс.

Немного поодаль мы обнаружили ветерана, судетца, Линдберга и гренадера. Они спали, растянувшись на траве. Мы улеглись рядышком и вскоре тоже погрузились в сон…

Так закончилась битва за Белгород. Немецкие войска утратили земли, с громадными потерями захваченные десятью днями ранее, и отдали многие другие территории. Треть солдат полегла на поле боя. Среди них было много солдат гитлерюгенда.

Что же случилось с юным красавцем с лицом Мадонны, с его другом, у которого был чистый взгляд, и с красноречивым студентом? Возможно, они полегли на русской земле, как гармонист, который пел о том, что хочет вернуться в мирную зеленую долину только затем, чтобы умереть.

Над останками погибших в России немцев нет надгробий. В один день какой-то мужик запашет останки, засыплет их удобрением и засеет пашню подсолнухами.

Часть третья ОТСТУПЛЕНИЕ Осенняя кампания, 1943

Глава 7 На передовой, 1943 ГОД

В результате окончательного перехода Харькова под контроль советских войск по Южному и Центральному фронтам был нанесен мощный удар. Через образовавшиеся бреши действовали танки неприятеля, поставившие под угрозу нашу оборону. Началось всеобщее отступление. Русским удавалось взять в кольцо окружения целые дивизии. После того как нашу часть снабдили новым оружием и боевыми машинами, нас часто использовали для отражения атак неприятеля, вклинившегося за линию обороны. Мы совершали подвиги, о которых затем сообщалось в сводках командования. Стоило только появиться бойцам «Великой Германии», как противник бросался в бегство. По крайней мере, это следовало из официальных сводок. О том, что нам приходится несладко, — еще бы, мы в окружении, войска оставляют оружие и боеприпасы и бегут по болотам, — об этом, разумеется, ничего не сообщалось. Не говорили сводки и о том, как попал в плен целый взвод во главе с адъютантом: его не успели освободить. Или о том, что мы совсем пали духом. Ведь нам предстояло провести на войне еще одну зиму, а значит, на покрытых льдом реках появятся новые мосты из трупов (такое мне уже приходилось видеть на Днепре). Снова будут оставлены на произвол судьбы целые полки. Опять разворотят землю снаряды, а мы будем задыхаться от страха где-нибудь, скажем, под Черниговом. На руках снова появятся волдыри, а мы все смиримся с мыслью о неизбежной смерти.

С тех пор прошло много лет. Генералы успели написать кучу мемуаров. В них они остановились на трагической судьбе немецких солдат. Им понадобилось всего несколько слов, чтобы сообщить, сколько человек замерзло или погибло от болезней. Но о том, что испытывают те, кто остается в живых, те, кто хоть и находится среди товарищей, но понимает, что никому нет дела до его страданий, — об этом они не написали ни строчки. Я, по крайней мере, ничего такого не читал. Ни разу не приходилось мне встречать упоминания о простом солдате — том, на котором срывает зло начальник, которого готов разорвать на куски неприятель (неприятеля хотя бы официально положено ненавидеть), солдате, перед которым проходит бесконечная череда смертей. А затем в момент победы наступает самое главное разочарование: солдат понимает, что даже она не вернет ему свободы. Остаются лишь преступления, совершенные на войне, и презрение за все содеянное в годы мира.

— Только затем вы и вступаете в бой, — заметил как-то наш командир, капитан Весрейдау. — Вы, озверев, отчаянно обороняетесь даже тогда, когда приказано наступать. Так не бойтесь ничего. Ведь жизнь — это война, а война — это и есть жизнь. Свобода — сказка для простачков.