Последний сон

— Я следую условиям сделки только когда она заключена. Если жизненные линии будет переписаны, я заключу другую сделку, вот и все. Мне неважно с кем вести дела, — пожал плечами хозяин. — Главное, что вы готовы положить на другую чашу весов. Готовы ли вы платить?

— У меня ничего нет, — тихо сказала Элейн.

— Есть. Если не желаете служить мне, иногда оказывая взаимовыгодные услуги, — он выразительно посмотрел в сторону колоды, — то платите жизненной силой. Своей, конечно же, — добавил он, предвосхищая ее вопрос.

— И сколько вы хотите? — в ее голосе слышалось облегчение. Элейн никогда бы не согласилась принести в жертву других людей.

— Немного, — Эрл плотоядно облизнулся, — равносильно нескольким годам вашей жизни. Может быть лет пять… Семь…

— Мои годы в обмен на послания?

— Ваши годы в обмен на одно послание для Генри. — Он покачал указательным пальцем. — Если хотите, чтобы каждая его личность получила весточку, то другие ваши личности должны будут заплатить за это. — Эрл умолк, наблюдая за тем, как гостья напряженно размышляет.

— Не спешите, подумайте. Время, — он с усмешкой взглянул на часы без циферблата, — у нас есть.

Элейн показалось, что она слышит тихий грустный голос Лоуренса: «Мы встретились только потому, что я прошел весь этот путь шаг за шагом: конверт — изучение снов — поездка к морю — знакомство с Эрлом — портрет — афиша в театре. Если убрать конверт, меня здесь не будет.» Если она сейчас откажется, то Лоуренс никогда не получит послание от нее, а значит они не встретятся, она не узнает о судьбе Генри и умрет в одиночестве. Что может быть хуже этого?

— Лоуренс тоже должен получить письмо.

— Я знал, что вы об этом попросите. Хорошо. — Эрл кивнул. — И, хотя он не оригинальная личность, хоть и упорная, отдаю ему должное, я усилю действие вашего послания к Генри, чтобы оно дошло отголоском до Лоуренса в его версии реальности.

— В таком случае… — она сделала глубокий вздох и несмело кивнула.

— Принимаете условия сделки? — Эрл прищурился, моментально превратившись из голодного пожирателя в расчетливого холодного законника. — Годы жизни в обмен на послание. Возврат будет невозможен.

— Я согласна. Как это произойдет? — Элейн пристально смотрела на него.

— Это просто. Закажите блюдо, напиток…

— Можно воды?

— Как пожелаете.

Взмах руки и в его длинных аристократических пальцах возник хрустальный бокал, наполненный до краев. Эрл бережно передал его прямо ей в руки. Хрусталь был холодным. Она поднесла бокал к губам и замерла.

— Что не так? — глаза хозяина тревожно блеснули.

— Размышляю о парадоксе. Генри покончил с собой оставшись один раньше срока. А я специально лишаю себя нескольких лет жизни, чтобы помешать ему это сделать, но ведь именно моя ранняя смерть и была причиной его отчаяния.

— Зато благодаря вам появится чудесное послание. А годы… — он пожал плечами. — Считайте это платой за притяжение друг к другу. В какой сон ни войди, — он закатил глаза в напускном негодовании, — там окажетесь вы двое. Вы ведь тоже парадокс, понимаете? Другие люди с радостью перемешивают сны друг с другом и только вы всегда вместе.

Элейн больше не колебалась. Страх оставался, поселившись на дне ее сердца, но тревога покинула ее, позволив сделать один решительный глоток. Вкус воды был обычным — ни горьким, ни затхлым. Просто прохладная вода, которую принимаешь как должное и без которой не можешь прожить.

— А теперь спите, — ласково прошептал хозяин, забирая стакан из ее ослабевших пальцев. — Наслаждайтесь последним сном.

Веки Элейн отяжелели и закрылись, она медленно провалилась в мягкую, теплую темноту, по бесконечным просторам которой разносилось мерное тиканье. То громче, то тише, словно волна за волной, набегающие на берег, словно биение сердца. Темнота, пронизанная единым ритмом…

…Погруженная в полумрак спальня, воздух пропитан горечью, на прикроватном столике пузырьки с бесполезными лекарствами. День на исходе, луч проникает сквозь шторы, освещая стол. Ее дыхание хриплое, сердцебиение неровное, она очень слаба. С каждым днем сил остается все меньше. Ей не увидеть весну. Хочется закрыть глаза и забыться тяжелым сном, но луч света, падая на желтый лист бумаги, вызывает в памяти воспоминания, и она встает. Медленно, делая частые остановки, чтобы перевести дух, пожилая женщина, высохшая от недуга, опускается на стул, стоящий рядом со столиком для письма. Муж практически не оставляет ее одну, но сегодня он вынужден уйти и у нее в запасе есть несколько часов.

Рука тянется к желтому листу. Когда-то давно она записала на нем прекрасную мелодию, которую сейчас не может вспомнить. Пришло время старой бумаге послужить для другой цели. Ее пальцы мелко дрожат, но движения как всегда аккуратны и точны. Немного клея и лист превратился в конверт. Она берет ручку… Строки неровные, наползают друг на друга, боль затрудняет письмо, но она лишь пишет крупнее, чтобы муж мог прочесть написанное. Чтобы не случилось дальше, он не должен забыть, что их расставание — это лишь миг неопределенности перед обязательной встречей.