Последний сон разума

— А по протекции. У вас здесь хорошо лечат, да и тихо. А мне покой нужен, после десяти лет лесоповала.

— Понятно, — промямлил Синичкин, но зеку объяснять, что с ним произошло, не стал.

— Да, вот что еще, — выглянул из-за газеты сосед. — У тебя, мужик, ночью ноги светятся. Дело, конечно, не мое, но такое ощущение, что ты фосфором обожрался! Мне вообще-то плевать, только вот спать мешает. Укрывайся, пожалуйста, лучше!

— Хорошо, — обреченно согласился Синичкин и решил, что к нему в палату нарочно подселили уголовника, чтобы он его ночью придушил. — Эй! — закричал он не-ожиданно и громко, отчего сосед прикрыл голову газетой. — Эй, есть кто-нибудь?!!

Через минуту в палату вошел бывший ассистент, а теперь главврач, в сопровождении рядовых ординаторов.

— Что кричим? — поинтересовался главврач, не вынимая рук из карманов.

— Это кто сказал, что я пьян был? — спросил Володя смело.

— Экспертиза установила.

— Да плевать я хотел на вашу экспертизу!

— Если докажут, что он продал пистолет, то трибунал, — повернулся главврач к коллегам. — А что докажут, я не сомневаюсь!

Ординаторы покивали в знак согласия.

— А будет шуметь, вы в него сульфазин в четыре точки. И не смотрите, что у него ляжки три метра в обхвате. И не таких видели!

И главврач устремил свое внимание в сторону окна.

— Как самочувствие, Гаврила Петрович?

— Неплохо, — отозвался зек, откладывая газету. — Только вот этот шухер поднимает!

— А вы, когда он шуметь начнет, нам сигнальчик. Договорились?

— Заметано.

Главврач презрительно посмотрел на лицо Синичкина с подбитым глазом и в компании коллег покинул палату.

— А ты, значит, ссученный? — мертвенным голосом сказал капитан.

— Сигнальчик подать? Я могу. Сульфу примешь в четыре точки!

— Ты меня, морда уголовная, пугать еще будешь! — обозлился милиционер. — Да я тебя в камеру, где ты запоешь петухом, гнида!

Зек улыбнулся и позвонил в звоночек, вмонтированный в стену.

На зов явились санитары и дежурный врач — женщина лет тридцати, в круглых очках от «Картье».

— Что случилось? — спросила она с улыбкой.

— Очень он меня мучает! — пожаловался Гаврила Петрович. — Сексуальными домогательствами мучает.

Врач понимающе кивнула и дала знак санитарам.

Здоровенные мужики, не перемолвившись ни единым словом, скинули с Синичкина одеяло, обнажив его огромные ноги.

— Переворачивайте! — скомандовала ординаторша, презрительно глянув на крошечные Володины гениталии.

Неизвестно, как в ее руках оказался шприц с чем-то желтым, но не успел Синичкин возразить, как его перевернули на живот, а игла клюнула сначала под лопатки, а потом в ягодицы поочередно.

— Переворачивайте обратно! Привяжите руки к кровати, а в рот кляп засуньте! — распорядилась докторша.

Через мгновение Синичкин лежал недвижимый с полотенцем во рту. По телу расходилась устрашающая боль.

— Отдыхайте спокойно, Гаврила Петрович! — улыбнулась врач на прощание.

Она ушла в сопровождении санитаров, а Синичкин застонал от жутких резей, корежащих его тело.

— Зря шумел, мужик! Тебя предупреждали по-порядочному!

Синичкин лишь промычал в ответ, а потом расстался с сознанием…

Очнулся Володя ночью. Пошевелил руками, находя их свободными. Изо рта не торчало несвежее полотенце, и дышалось хорошо. Тело, к радости участкового, не болело, а потому он подвигал спиной, почесываясь о матрас.

Мирно посапывал под открытым окном сосед-урка.

Привык, сволочь, к северу! Ишь, окно настежь распахнул. Это зимой-то!

В окно свежо и морозно дышала ночь. Огромный желтый месяц свисал мусульманином из-под небесного купола, заставляя Синичкина моргать. Володе почему-то захотелось заплакать. Но вовсе не от мучений, свалившихся на него внезапно, а от какого-то приподнятого чувства, захватившего душу целиком, до самых ее корешков.

Участковый сделал большой вдох всей грудью, и его тело, с огромными ногами, каждая по два центнера весом, потихонечку, словно наполняясь водородом, стало выскальзывать из-под одеяла, пока целиком не зависло над кроватью, совершенно нагое.

Я взлетел, — констатировал капитан милиции. — Я левитирую. А откуда я знаю такое слово — левитирую?..

Мысль Володина остановилась, все вопросы унялись, сложившись в правом полушарии до времени, и участковый Синичкин, словно дирижабль, выплыл в открытое окно навстречу пространству.

Его тело медленно вращалось вокруг собственной оси, как спутник, а потому он увидел в окне изумленную физиономию зека Гаврилы Петровича. От обалдения тот помахал уплывающему милиционеру рукой, а Володя, не помнящий зла, сказал про себя тихо: «Включить иллюминацию», — и тотчас засветился обеими ногами, словно лунным светом наполненный.

— Полный вперед! — шепотом проговорил Синичкин и поплыл над ночным городом.

Ах, как приятен ночной морозец, отмечал он. Как хорошо вот так вот плыть над городом и не быть никому и ничем обязанным. Вот прелесть невиданная этот полет!

Володя летел бесцельно, просто наслаждаясь своей легкостью, а потом он вспомнил о том, что отец, и заволновался по обязанности, впрочем, не слишком сильно, зная, что его Анна Карловна со всеми тяготами справится и вырастит ему хорошего сына.