Последний сторож

Пора, однако, заканчивать рассказ — вы, как я вижу, подъезжаете к своей станции. Весьма рад нашему знакомству. Признаюсь, когда вы меня выпихивали в окно, в какой-то моменту меня появилась надежда, что произойдет чудо, и я узнаю тайну своего происхождения, вспомню своих родителей и ко мне вернется память о прошлом. Но такое случается только в «Новостях Кейна», и то сказать: что может помнить о себе шестимесячный младенец?

Рассказ Кубы

Должен признаться, что, слушая его воспоминания о прекрасных годах детства, я несколько раз умылся горькими слезами. Получалось, что он почти свой, земляк, пускай и еврей, но все же католик из наших краев. Мне хотелось поподробнее расспросить его о деревне, поболтать на родном языке — наверняка он ему научился — и попытать, не знает ли он о существовании в замке хоть чего-нибудь связанного с Польшей или, на худой конец, польской газеты. Но прервать его как-то все не выходило, а теперь было уже поздно, хотя бы потому, что поезд прежде чем остановиться, снова дернулся, видать, заклинило что-то в механизме. А свинья только того и ждала — опять вместе с чемоданом свалилась ему на башку. И снова он сполз с лавки на пол и что-то липко-белое, смешанное с кровью, потекло у него по лицу. При таком раскладе я не стал ему мешать — вдруг что-нибудь ненароком о себе вспомнит. Не простившись, я сошел с поезда, только с перрона помахал ему, но он в ответ махать не стал.

Кухарка сперва на меня напустилась, чего я так долго канителился и что со мной стыда не оберешься — штаны насквозь мокрые, но, завидев свинью, сразу размякла, назвала меня «мой цыпленочек» и принялась за свинку, да так, что любо-дорого поглядеть. В огромных чанах нагрела воды, отмыла свинью дочиста. Подставила ковшик, чтоб стекла кровь, а потом начала тушу ловко разделывать и рубить на порции — я весь слюной изошел. Отдельно филей, отдельно розовехонькие легкие, потом бросила в миску желудочек, отложила отбивные на косточках, ошеек и лопатку на гуляш. Вскрыла свинье черепушку, выковыряла все изнутри, сдобрила перцем, нашинковала чесноку и какой-то здешней петрушечки, отложила ушки на холодец, пятачок вместе с глазками бросила пуделю, добавив кучку потрохов, и посетовала на недостаток времени, не то б она получше их промыла да понаделала охотничьих колбасок и наготовила рубцов, а если б я добыл немного говядины, она бы, смешав, навертела отменного сервелата, а будь еще у нее под рукой гречневая крупа, то заварила бы кровь и приготовила кашанку.[8] А так кровь пойдет только в суп. Потом, причитая и выговаривая мне, как это у баб водится, поставила запекать ветчину. Продолжая стонать и охать, что мало времени на засолку мяса, взялась за подготовку ножек и рульки для холодца. Видно было, что есть у нее склонность и талант к готовке и колбасному делу. Из чего я понял, что сделал правильный выбор, и махнул рукой на предупреждение тетки ни за что не жениться на первой встречной.

Вскоре в чанах уже булькало, ветчина запекалась, а кухарка, крутясь возле плиты, попыталась кликнуть детей. Да где там! А поскольку издалека доносились взрывы, я подумал, отмокая в горячей воде перед свадьбой, что ребятня наверняка вертится около самолетов. Вылезши из ванны, я сразу натянул чистые носки и трусы, ну эти, от Кейна. А накрахмаленная и наглаженная рубашка с галстуком уже ждали меня, разложенные на постели. Я влез в чуток еще влажные, но с безупречной стрелкой брюки и только было начал расчесывать мокрые волосы, вдыхая неземные запахи, как влетела кухарка с пылающим лицом, будто за ней кто гнался. Надо заметить, что, пока я мылся, кухарка принарядилась. Надела белую блузку — три верхних пуговички не застегнуты, так что виднелся розовый лифчик и буфера как на ладони. Ниже — мини-юбка из черной кожи, похоже, еще ни разу не надеванная, потому что в обтяжечку и блестит и скрипит при каждом шаге. Дальше — мои любимые ноги в черных полупрозрачных колготах со швом, и ко всему этому блескучие лакировки на высоком каблуке.

Только я даже еще не успел ею налюбоваться, как кухарка заорала благим матом, что с аэродрома позвонил Педро, и он не то что опаздывает, а вовсе не приедет. У него, видите ли, билет на последний самолет, который улетает не то что через пару часов, а просто с минуты на минуту.

— Так что ж теперь будет? — спросил я.

— А то и будет: немедля — одна нога здесь, другая там — в аэропорт, хватай его и вези сюда.