Горгулья перестала прыгать и вернула Еву на пол. Потом покосилась на стожара и продемонстрировала ему очень выразительные клыки. Пленённый атлант лежал на полу и неспешно дёргал руками и ногами. Из лианы торчали уже только его ступни и белая прекрасная равнодушная голова.
Горгулья подпрыгивала, хлопала крыльями и пыталась положить Еве на плечо обезьянью морду.
– Попроси её куда-нибудь сгинуть! Представь, чего от неё хочешь, а потом коснись её. – Филат стоял бледный, во что-то вслушивался и, казалось, не радовался, что история с горгульей закончилась благополучно.
Ева представила, как горгулья бегает по дому, и коснулась её. Пальцы слабо осветились, в подушечках возникло покалывание. Горгулья рванулась к лестнице и исчезла.
– Ой! – воскликнула Ева. – Как я это сделала?!
– На редкость бездарно! Ты перелила в неё полтора магра рыжья, а можно было сделать это же за один кап зелени! – сказал стожар.
Откуда-то вынырнул Юстик.
– Невероятно! Ева ухитрилась понравиться горгулье! – воскликнул он.
– Ева ухитрилась понравиться даже мне. Но тебе я её хвалить не разрешаю… Тшш! – Стожар стоял у стены и, напрягая зрение, вглядывался в полумрак за приоткрытой низкой дверью. Полумрак был странный: серый, подвижный, он то вспыхивал, то куда-то уползал, оставляя тревожное и двойственное ощущение. С одной стороны, тебе казалось, что ты видишь ВСЁ. С другой же – понимал, что не видишь НИЧЕГО.
Филат послал осветительную искру, отделившуюся от его ногтей при взмахе руки. Искра покатилась по воздуху как яблоко – белая, круглая, с нечёткими границами, но света от неё было мало. Лишь когда она стукнулась в дальнюю стену и сухо лопнула, на миг возник старый шкаф-стеллаж с открытыми полками и рядом нечто вроде огромной чугунной ванны.
– Освети ещё! – попросила Ева.
– Хватит. Я и так потратил на искру три капа.
– Ты вечно считаешь капы. Свои, чужие… – заявил Юстик.
– Чтобы тебе нахамить, мне придётся потратить два капа и две калории. А чтобы врезать – одну калорию и ноль капов. А теперь прими во внимание мой принцип строжайшей экономии и сделай выводы! – сказал Филат.
Юстик стоял у порога. В шаге от него пролегала граница, дышащая незримой смертью. Практикант то придвигался к границе, то пятился. Она и влекла его, и пугала. Под глазами у него залегли синие круги.
– Мама говорила мне: «Никогда не вглядывайся в темноту! У неё слишком много разных оттенков. Ты сойдёшь с ума!» – сказал стожар.
– Ты говорил с Фазанолем? Видел его? – с тревогой спросил Юстик.
Филат смотрел на колеблющиеся, постоянно меняющиеся границы полутеней за порогом – они завораживали его, замедляя речь.
– Видел… да… А вот говорить с Фазанолем… это не разговор… это совмещение сознаний… быстро разбираешься, чего Фазаноль хочет от тебя и что обещает. И порой он даже что-то даёт, но потом всегда оказывается, что он тебя обманул. Либо он дал нечто, что ты получил бы и без него, но не того качества и раньше времени, либо подсунул своё взамен того, о чём просил ты… – Филат презрительно шевельнул в воздухе рукой, протянув её к завесе полутеней. Но до границы руку не довёл и опустил её. – Будто ты нырнул в пруд, где темно, страшно и холодно, а потом тебя из темноты начинают прощупывать, искать в тебе лазейки… К каждому у Фазаноля свой ключ! Иногда он просто предлагает тебе рыжьё и показывает, сколько разного можно получить за это рыжьё. Если же нет – приводит тебя во внутреннее волнение, заставляя запаниковать, а потом наносит штопорный удар в твоё слабое место…
– Как? – спросила Ева.
– Очень просто! – раздражаясь и потому уже не так медленно, сказал стожар. – К человеку есть два ключа: слова и чувства! Слова – это либо единичные предметы, либо логические цепочки, составленные из предметов и отвлечённых понятий. В самом простом виде тебе говорят «дерево» или «хлеб» – ты понимаешь, что речь идёт об определённом предмете, и либо относишься к нему нейтрально, либо начинаешь его желать. Например, «перегоревшая лампочка» не вызывает у тебя сильных эмоций, а «гоночный велосипед» может вызвать… Но со словами попроще, тут всё же стоят фильтры, мы можем себя притормозить. Например, прочитав на бумажке «шоколадный эклер», мы не начинаем грызть зубами стол. Когда же речь идёт напрямую о желаниях – тут сложнее, тут можем начать грызть. Желания переливаются из сознания в сознание как-то сразу, вдруг. Они просачиваются поначалу по каплям, потом набирается критическая масса – и всё… прорыв обороны… Чтобы колотить друг друга кулаками, совсем не обязательно знать слово «драка».
Филат облизнул губы и поморщился. Воздух в подвале был противный и придавал привкус всему, с чем соприкасался, в том числе губам.