Последний странник

— Два раза в год отец садился в пикап и на несколько недель уезжал из дома. Нам с Майклом он всегда говорил, что едет на рыбалку, но рыбы никогда не привозил. Когда отец был дома, он обычно мастерил мебель или работал в саду. Часа в четыре он заканчивал все дела, звал нас с Майклом в амбар и показывал приемы дзюдо, и карате, и кэндо на бамбуковых мечах. Майкл терпеть не мог те занятия. Считал их пустой тратой времени.

— Он говорил об этом отцу?

— Мы никогда не смели ему перечить. Иногда отец мог просто посмотреть на тебя и сразу понять, о чем ты думаешь. Мы с Майклом верили, что он способен читать наши мысли.

— Как к нему относились соседи?

— Мы мало с кем общались. Выше по холму стояла ферма Стивенсонов, но они были не очень дружелюбные. На другой стороне речки жили супруги Тедфорд, Дон и Ирэн, уже довольно пожилые. Как-то раз они пришли к нам в гости с двумя яблочными пирогами. Удивились, конечно, что у нас нет электричества, но их это особенно не волновало. Я помню, Дон сказал, что смотреть телевизор — только время зря тратить. Мы с Майклом стали каждый день бегать к Тедфордам, есть домашние пончики. Отец в гости никогда не ходил, а мама иногда брала связку грязного белья и ходила к Дону и Ирэн вместе с нами, постирать в их машине. Сын Тедфордов, Джерри, погиб на войне. Его фотографии были расставлены по всему дому. И Дон, и Ирэн говорили о нем так, будто он до сих пор живой и невредимый. Так мы и жили, пока не появился шериф Рандольф на своей полицейской машине. Он был крупным мужчиной и носил оружие. Я испугался, когда он приехал. Подумал, что раз он из Клетки, отцу придется его убить… Майя перебила:

— Один раз я ехала вместе с Арлекином, которого звали Либра. Нас остановили за превышение скорости, и мне показалось, что Либра вот-вот перережет констеблю горло.

— Точно, так оно и было, — сказал Габриель. — Мы с Майклом понятия не имели, что произойдет дальше. Мама приготовила шерифу чай со льдом, и мы все уселись на крыльцо. Сначала Рандольф наговорил кучу любезностей о том, как хорошо мы все устроили на ферме, а потом заговорил о местном налоге на собственность. Он думал, что раз наш дом не подключен к линии электропередачи, значит, мы откажемся платить налог на собственность по каким-то политическим соображениям. Отец сначала ничего не ответил, только очень внимательно посмотрел на Рандольфа. Потом вдруг объявил, что заплатит налог с радостью, и мы все сразу успокоились. Только Майкл выглядел недовольным. Он подошел к шерифу и сказал, что хочет вместе с другими детьми ходить в школу. Когда шериф уехал, отец собрал нас всех на кухне, на семейный совет. Отец объяснял Майклу, что ходить в школу опасно, потому что она — часть Клетки, а Майкл сказал, что мы должны учить и математику, и историю, и другие предметы. Он сказал, что мы будем не в состоянии защититься от врагов, если останемся необразованными.

— Ну и чем все закончилось? — спросила Майя.

— Весь остаток лета мы об учебе не разговаривали. Потом отец сказал, что ладно, мы можем ходить в школу, но вести себя там надо очень осторожно. Нам нельзя было называть свои настоящие имена и упоминать, что в доме есть оружие. Я немного побаивался встречи с другими детьми, а Майкл был просто счастлив. В первый день, когда нам надо было идти в школу, мы проснулись на два часа раньше, чтобы выбрать одежду. Майкл сказал, что все дети в городе носят синие джинсы и фланелевые рубахи и мы должны одеться точно так же, чтобы выглядеть как все. Мама отвезла нас в Юнитивилль, и мы записались в тамошнюю школу под выдуманными именами. Потом нас с Майклом два часа тестировала заместитель директора, миссис Бейтнор. Читали мы оба хорошо, но у меня было похуже с математикой. Когда миссис Бейтнор привела меня в класс, все ученики уставились на меня, и я впервые понял, насколько мы отличались от всех остальных и как оторвались от всего мира. Ребята начали шептаться и шептались, пока учитель не велел им замолчать. На перемене я нашел Майкла возле спортивной площадки, и мы стояли и смотрели, как другие ребята играют в футбол. Потом четверо мальчишек постарше бросили игру и подошли к нам. До сих пор помню, какое у Майкла было выражение лица — взволнованное и такое счастливое. Он думал, ребята предложат нам поиграть вместе в футбол, а потом мы все подружимся. Самый высокий из ребят сказал: «Вы Миллеры. Ваши родители купили ферму Хэйла Робинсона». Майкл протянул ему руку, а мальчишка добавил: «Ваши родители — чокнутые». Майкл еще несколько секунд продолжал улыбаться, как будто не мог поверить собственным ушам. Он столько лет мечтал о школе, и о друзьях, и о нормальной жизни. Потом он сказал мне отойти в сторону и врезал высокому мальчишке в зубы. Остальные ребята набросились на него, но без толку. Майкл дрался так, как нас учил отец, а они были простыми ребятами с фермы. Он повалил их на землю и продолжал пинать, пока я его не оттащил.

— Значит, вы так ни с кем и не подружились?