Последний сын

Он спешил к остальным, которые стояли у центрального входа в парк. Телль начал считать, сколько же их было. Когда он дошел до 28, нацдружинники стали расходиться, и Телль сбился. В опустевшем парке ветер гонял по аллеям обрывки бумаги, полиэтиленовой пленки. Телль задумчиво стоял над рамкой, не зная, что с ней делать.

– Убирали бы они так за собой, а то только гадить могут, – злобно сказал вышедший с метлой на плече дворник и плюнул.

Увидев рамку, он поднял ее, повертел в руках.

– Целая. Отдам этому.

Дворник оставил метлу и, аккуратно держа рамку перед собой, куда-то ее понес.

На дорожках парка валялись разорванные пачки сигарет, высыпанный чай, акварельные краски, носовой платок, флакон духов. У выхода Телль чуть не зацепил ногой книгу. Название на обложке оказалось залито зеленкой. Телль поднял книгу и смахнул с нее мокрые камешки гравия.

– Это Джек Лондон, «Рассказы южных морей», – подошел сзади торговец, тот самый неопрятный мужчина.

– Возьмите, – протянул Телль ему книгу.

– Оставьте себе. Я ее уже не продам.

Он показал туда, где час назад стояли торговцы, ходили покупатели, а теперь одинокий дворник убирал следы погрома.

– Вы видели? Теперь вы понимаете, почему тут нет большого товара?

– Да, – тихо ответил Телль.

Продавец кивнул на книгу в его руках.

– Мой покупатель так и не пришел.

Убедившись, что зеленка высохла, Телль расстегнул плащ, сунул книгу за пазуху и отправился домой.

– Нашел? – открыв дверь, спросила мужа Фина.

– Нет, – покачал головой Телль. – Нет там этого.

– Жаль, – разочарованно произнесла Фина. – Ханнес ждал.

Телль обнял загрустившего сына.

– Ну ладно, – смирился Ханнес.

– Я принес тебе вот что, – погладив обложку книги, Телль отдал ее сыну.

Учитель

Ханнеса вызвался учить старый математик из их школы. Фина встретила его у подъезда, когда шла с работы. Старик считал окна дома.

– Тринадцатый раз считаю, – учитель повернулся к Фине и приподнял шляпу. – Привычка у меня такая – все считать, умножать… Я к вам. Если позволите.

Он сказал, что ему не надо денег, но один из родителей должен на занятиях присутствовать. Телль предложил учителю платить хотя бы символически, но тот категорически отказался. Старик объяснил, что живет один, на жизнь ему хватает, свободного времени у него много, а вот мальчику учебу бросать нельзя.

Ханнес был рад учителю. Он тяжело переносил расставание со школой, по привычке собирал вечером к занятиям ранец, готовил форму, рано вставал. Ханнес бы и в школу пошел, но Фина, понимая, какое унижение его там ждет, откладывала ранец, прятала форму, брала сына за руку и шла с ним до своей работы. Там, обняв Ханнеса, она просила его вернуться домой, а по пути – в магазине, который уже откроется, купить хлеба, печенья, молока.

Отпуская Ханнеса одного, Фина волновалась – не обидит ли его кто по дороге, не попадет ли он, задумавшись, под машину. Успокаивалась она только, увидев вечером по дороге к дому свет в окне сына. Поэтому, когда учитель предложил заниматься с Ханнесом, у нее отлегло от сердца.

– Ну, молодой человек, начнем, – бодро говорил, потирая руки, старик.

Он ставил рядом со столом, где сидел Ханнес, стул, садился и открывал свой старый портфель.

– Сегодня давайте мы займемся… – учитель называл тему урока, а Ханнес тут же ее записывал.

Так они прозанимались почти три месяца. Старик приходил в одно и тоже время трижды в неделю. Встречала его Фина, которой с работы до дома было ближе, чем Теллю. Когда учитель входил следом за ней в квартиру, Ханнес уже ждал его у дверей своей комнаты. Так он встречал только родителей.

Телль успевал со смены на занятия учителя с сыном. Обычно он тихо появлялся в комнате и садился на полу у стены. Поначалу старого математика смущала эта привычка Телля, но он быстро принял ее.

– Если у вас есть ко мне вопросы – задавайте, – всегда говорил по окончании занятия родителям старик. – Ханнес всегда задает, а вы – как будто хотите, но не решаетесь.

У Ханнеса действительно было, о чем спросить учителя. Он спрашивал про корабли, о которых читал в книгах; про древних математиков, которые, хоть и жили давным-давно, но знали больше, чем сейчас многие взрослые; про то, почему в школе носят форму только ученики, а учителя – нет, и почему она такая неудобная.

Старик был только рад этим вопросам. Его нисколько не смущало, что они, как бы выразился классный наставник Ханнеса, оказывались совсем по теме. Сложив свои учебники на край стола, учитель откидывался на спинку стула и начинал рассказывать. Не было на свете ничего такого, чего бы он не знал.

Боясь что-то упустить, Ханнес смотрел на старика, не моргая. Тем, что рассказывал ему учитель, он потом делился с родителями. Маме с папой было известно многое, но, конечно, не все.

Однажды, когда старик, перед уходом, по обыкновению спросил Телля, есть ли у того вопрос, Телль решился.

– Мы хотели поговорить с сыном, чтобы он после уроков задавал вам вопросы только по предмету. Можно?

Улыбнувшись, учитель сделал шаг к Теллю.

– Это хорошо, что Ханнес спрашивает, интересуется. Это правильно, – уверенно сказал он.