Последний сын графа

И взгляд Верены подарил ему удовольствие, которого не дарил даже секс.

И тем не менее, Иден ему не нравилась. Вообще. Особенно сейчас, когда ее вес перевалил за восемьдесят, хотя Филипп подозревал, что это все девяноста.

В данный момент, он видел только ее затылок. Филипп честно пытался не смотреть вниз и думать о чем-нибудь возбуждающем, но в голову ничего не шло. На днях он пытался расстаться с ней, но Иден ползала у него в ногах, пока он не утомился отпихивать ее килограммы, а сегодня, к вечеру, подарила машину.

Не берлинетту, конечно же, – такие деньги кончились вместе с Джесс, – но БМВ, последний Х6. И Филипп, которого Ральф держал за руки, не позволяя излишних трат, повелся. Пожадничал. Захотел.

Его член не был таким продажным.

– Все, – сказал Штрассенберг, не в силах больше терпеть. Ни пытку мокрым ртом, ни полную, сопящую от одышки, женщину. – Хватит! Я больше не могу.

Он оттолкнул ее, застегнул брюки и отвернулся.

– Тебя волновало лишь мое тело! – выкрикнула она.

И Филипп, утомленный таинственной женской логикой, обернулся к ней.

– Когда меня волнует чье-то там тело, у меня член стоит.

В холле…

Птичками засвистел звонок

Филипп спустился именно в тот момент, когда Рене выбежал из гостевого туалета, подтягивая штаны на ходу. При виде старшего брата он спал с лица и чуть покраснел, не смея поднять глаза.

– Здрасьте! – сказал Филипп, раздраженно.

Рене бесил его одним только фактом существования. И тем, как младшенький лип к отцу, и его манера общаться, и то, как он боялся его, хотя и задирал при свидетелях. Однако после того, как отец наорал на них, велев им как следует присмотреться, чтобы понять… Филипп действительно присмотрелся.

Рене раздражал его, потому что сам его вид воскрешал те воспоминания, которые Филипп похоронил. Он сам, действительно, был таким. Мать вся была в Рене-старшем, а он, как собачка ковылял за отцом, пытаясь прилепиться к его штанине, чтобы не отставать. И все равно отец обгонял его. Филипп навеки запомнил то тягучее чувство, что никогда не сравняется с ним, никогда не окажется достаточно хорош, чтобы отец обратил на него ВСЕ свое внимание.

И после той отповеди, немного проникся к брату. В конце концов, Рене – Штрассенберг. И, возможно, Филиппу пригодится комнатка в графском доме, когда он разорится в очередной раз.

– Надеюсь, ты мой унитаз не разбил? – спросил он, стараясь говорить шутливо и мягко. – Если разбил, я приеду и разобью твой.

Рене хихикнул и посмотрел на него. С испугом и любопытством одновременно.

– У тебя что, новая прическа? – Филипп рассмеялся, невольно притронувшись пальцами к собственной голове.

Младшенький покраснел. Похоже, он всерьез задумался над словами отца, но понял по-своему. И ему явно пришлась по вкусу мысль, что они похожи. Иначе с чего Рене попросил, чтобы его подстригли как Филиппа? Раньше он носил стрижку «паж».

– Верена отвезла меня в твой барбер-шоп и показала парикмахеру, как мне надо и он сказал, что поменяется с другим парнем, потому что тот стрижет тебя. Он сказал, чтобы я тебе привет передал. Сказал, что мы с тобой на одно лицо…

– Ну, мы, вообще-то братья.

– Ты самый красивый из всех, – чуть ли не шепотом, произнес Рене.

Филиппу это даже польстило.

– Ты будешь еще красивее, – великодушно ответил он.

Рене раскраснелся.

– А потом мы были в моле, а потом поехали домой, но в дороге я очень сильно захотел в туалет, – застенчиво сказал младшенький. – А теперь я все!

– А руки помыл?

– Но там же у тебя чисто!

Чувствуя себя стариком, Филипп развернул брата за плечи и повел обратно.

– У аристократа и джентльмена, который сопровождает даму, всегда должны быть вымыты руки, уши и… Начнем с рук.

Рене рассмеялся.

– Я знаю, что еще; папа мне говорил.

– Вот и слушай папу: тогда у тебя будут чистые руки и… – он пошевелил бровями и рассмеялся вслед за Рене.

В холле Верена беседовала с Ральфом. Судя по скорбным лицам, речь шла о Мартине и Лизель. Верена обернулась и удивленно умолкла, увидев их с Рене.

– Хай, Филипп! – сказала она, склонив набок голову, как часто делала в детстве.

Младший тут же устроился между ее обтянутых черными джинсами колен, и девушка обняла его, скрестив на его груди руки. Словно время остановилось и обратилось вспять. В те времена, когда малышкой была Верена и точно так же «гнездилась» в объятиях самого Филиппа.

Фил замер. На миг ему примерещился давний летний день.

Джессика со светлыми блестящими волосами, Верена в облаке клубничных духов, Грета… Вспомнилось, как впереди была вся жизнь и единственной проблемой было – выследить продавца наркотиков, чтобы завалить Джесс.

Теперь Продавец сидел перед ним, – искать никого не надо. И Ви рядом с ним, сидела в облаке жасминных духов. Вот только Джессики больше нет и уже никогда, никогда она с ним не будет. Ни за наркотики, ни ради ребенка…

Вообще, никогда.

О, Джесс!..

Детская любовь поднялась у него в груди и вскипела, словно соль, которую бросили в кипяток. Филипп сморгнул слезы. Ему было жаль и Джессику, и себя, и даже Верену.

Но больше всего, конечно, себя.